— Сударь, вам отведена уже квартира, — отвечал офицер, — и, предупреждая ваши желания, ее по возможности отделали…

— А кого я должен благодарить за такую необыкновенную заботливость? — спросил барон, улыбаясь.

— Короля, сударь; а король делает хорошо все, что он делает.

— Без сомнения, сударь, без сомнения. О, я не стану жаловаться на него даже в этом случае! Но, однако ж, я желал бы иметь некоторые необходимые мне сведения.

— Приказывайте, я к вашим услугам, но осмелюсь заметить, что весь гарнизон ждет вас и желает вас видеть.

«Черт возьми! — подумал Каноль. — Весь гарнизон подняли на ноги ради одного арестанта! Не слишком ли много церемоний?»

Потом прибавил вслух:

— Я ваш покорный слуга и готов идти, куда бы вы ни повели меня.

— Так позвольте мне, чтобы оказать вам честь, идти перед вами.

Каноль пошел за ним, внутренне радуясь, что попал в руки такого доброго человека.

— Думаю, что на допросе вас угостят простой пыткой, только четырьмя кувшинами, — сказал ему потихоньку Барраба, подойдя к нему.

— Тем лучше, — отвечал Каноль, — я вдвое менее разбухну.

Во дворе цитадели Каноль увидел часть гарнизона под ружьем. Тут офицер обнажил шпагу и поклонился ему.

«Какие церемонии, Боже мой!» — подумал Каноль.

В то же время под соседним сводом раздался барабан: Каноль повернулся и увидел, что другой отряд солдат прошел через ворота и выстроился за первым.

Офицер подал Канолю два ключа.

— Что это значит? — спросил барон. — Что вы делаете?

— Мы исполняем церемониал по принятому здесь обычаю.

— Но за кого вы принимаете меня? — спросил Каноль с невыразимым удивлением.

— За того, кто вы есть, то есть за господина барона де Каноля…

— А еще?

— За коменданта острова Сен-Жорж.

Каноль едва устоял на ногах.

Офицер продолжал:

— Я сейчас буду иметь честь передать вам, господин комендант, приказ о назначении, который я получил сегодня утром. При нем находилось и письмо, извещавшее меня о том, что вы прибудете сегодня.

Каноль взглянул на Барраба. Тот смотрел на барона, вытаращив круглые глаза свои с изумлением, какое мы не беремся описать.

— Так я комендант острова Сен-Жорж? — пролепетал Каноль.

— Точно так, сударь, — отвечал офицер, — и мы очень благодарны его величеству за честь такого выбора.

— Вы совершенно уверены, что тут нет недоразумения? — спросил Каноль.

— Не угодно ли вам пожаловать в вашу квартиру, сударь, там вы увидите документ.

Каноль, изумленный этим происшествием, вовсе не похожим на то, что он ожидал, молча пошел вверх по лестнице за офицером под грохот барабанов, отбивавших сигнал к бою, мимо солдат, отдававших честь, и всех жителей крепости, оглашавших воздух приветственными криками. Он кланялся направо и налево, бледнел, дрожал и взглядом испуганно спрашивал Барраба: что же тут происходит?

Наконец он дошел до гостиной, довольно изящно отделанной. Прежде всего он заметил, что из окон ее можно видеть замок де Канбов; потом прочел приказ, составленный по всей форме, подписанный королевой и скрепленный герцогом д’Эперноном.

Тут он от изумления не смог устоять на ногах и опустился в кресло.

Однако ж после всего этого шума, фанфар, после мушкетных выстрелов и военных почестей и особенно после первого удивления Каноль хотел узнать поточнее, какую должность поручила ему королева, и поднял устремленные в пол глаза.

Тут он увидел перед собой прежнего своего сторожа, столь же удивленного.

— Ах, это вы, метр Барраба! — сказал он.

— Точно так, господин комендант.

— Можете объяснить мне то, что здесь происходило и что я принимаю почти за сон?

— Объясню вам, сударь, что, рассказывая вам о допросе под экстраординарной пыткой, то есть о восьми кувшинах, я думал пощадить вас. Слово Барраба.

— Так вы были убеждены…

— Что вас здесь будут колесовать.

— Покорно благодарю, — сказал Каноль, невольно вздрогнув. — Но можете ли вы объяснить мне то, что со мной здесь происходит?

— Могу.

— Так сделайте милость, объясните.

— Извольте, сударь. Королева, вероятно, поняла, как трудно было поручение, которое вам дали. Когда первая минута гнева прошла, ее величество захотела милостиво вознаградить вас за то, что слишком строго наказала.

— Это немыслимо! — сказал Каноль.

— Немыслимо, вы думаете?

— По крайней мере, невероятно.

— Невероятно?

— Да.

— В таком случае, господин комендант, мне остается только проститься с вами. На острове Сен-Жорж вы можете быть счастливы, как король: вина чудесные, дичь везде кругом, рыбу привозят из Бордо… А женщины Сен-Жоржа, сударь! Ах, какая бесподобная жизнь!

— Очень хорошо! Постараюсь последовать вашему совету. А теперь в знак моей признательности возьмите эту записочку и ступайте к казначею: он выдаст вам десять пистолей. Я дал бы вам их сам, но вы из осторожности взяли мой кошелек…

— И очень хорошо сделал, сударь, — возразил Барраба. — Если бы вы подкупили меня, так, верно, бежали бы, а если б вы бежали, так, естественно, потеряли бы то высокое звание, которым теперь облечены, в чем я никогда не мог бы утешиться.

— Превосходное рассуждение, господин Барраба! Я уже заметил, что вы чрезвычайно сильны в логике. А между тем возьмите эту бумажку в награду за ваше красноречие. Древние, как вам известно, изображали красноречие с золотыми цепями во рту.

— Сударь, — сказал Барраба, — позвольте заметить, что мне кажется ненужным идти к казначею…

— Как! Вы отказываетесь от награды? — воскликнул удивленный Каноль.

— Ничуть, Боже упаси! Хвала небесам, я не одарен такой гордостью, но я вижу… из этого ларчика, на камине, свешиваются шнурки… кажется, от кошелька.

— Вы мастер опознавать кошельки, метр Барраба, — сказал удивленный Каноль.

Действительно, на камине стоял ларчик из старинного фаянса, инкрустированный серебром и украшенный эмалями эпохи Возрождения.

— Посмотрим, — продолжал Каноль, — справедливо ли ваше предсказание.

Он поднял крышку ларчика и в самом деле увидел кошелек, в нем лежали тысяча пистолей и следующая записка:

«На приватные издержки господину коменданту острова Сен-Жорж».

— Черт возьми, Анна Австрийская щедра! — сказал Каноль, покраснев.

И он невольно вспомнил о Бекингеме. Может быть, королева видела где-нибудь из-за занавесей дворца победоносное лицо прекрасного капитана; может быть, она покровительствует ему из самого нежного участия, может быть… Не забудьте, что Каноль был гасконцем.