Заповедником управлял пожилой француз, который жил там с женой и двумя детьми. Для детей он нанял учителя, скромного молодого парня по имени Франсуа. После окончания колледжа Франсуа искал работу, но его интересовали не хороший заработок или карьерные перспективы, а возможность уехать как можно дальше от родного Парижа. Он отозвался на объявление в газете и – вуаля! – получил работу своей мечты в Лекеди. Теперь он мог сопровождать туристов в прогулках по лесу, лакомиться паштетом из питона в местном ресторане, любоваться гигантскими бабочками, слетавшимися на уличные фонари, и делить гамак со стройными девушками с кожей цвета черного дерева. Когда появились мы, он стал нашим переводчиком.

В Лекеди мы познакомились и с другими интересными людьми. Как-то раз мы пытались поймать попутку обратно в заповедник из ближайшего городка и вдруг увидели на дороге пикап с австралийскими номерами. За рулем был высокий мужчина по имени Майк, который выглядел и разговаривал точь-в-точь как актер, игравший Крокодила Данди. Он рассказал нам, что перевез свою старую “тойоту” морем из Дарвина в Калькутту и оттуда проехал в Габон через Ближний Восток, Европу и Западную Африку. Направлялся он вообще-то в Кейптаун, но по пути собирался еще посмотреть оба Конго и Анголу.

В тот же день в гестхаусе заповедника появилась дама с огромным рюкзаком по имени Джоконда. Ей было уже за пятьдесят, родом она была с Сицилии, но вот уже шесть лет путешествовала по Сахелю (южной окраине Сахары), изучая исчезающие культуры рыбаков сахарских оазисов.

Вечером, когда все мы сидели у костра, разговор незаметно перешел с африканской природы на ближневосточную политику, и Франсуа упомянул, что он еврей. Тут выяснилось, что все мы евреи по крови, хотя и атеисты. Всех это несколько удивило, кроме меня. Я уже давно заметил, что евреев на удивление много среди странных людей, путешествующих по самым дальним уголкам мира по разным неожиданным причинам. В мексиканской глубинке достаточно отъехать от границы США на пару сотен километров, чтобы израильские туристы начали встречаться чаще американских. Мне кажется, это наследственное. По одной версии, слово “еврей” происходит от протосемитского хабиру, “странник”. Возможно, генетическая мутация DRD4-7R, вызывающая повышенную любознательность и непоседливость, чаще встречается у евреев? Я никогда не считал себя частью еврейской культуры (в ней очень мало остается для атеиста), но почему-то я всегда чувствую себя как дома, бывая в гостях у кочевых народов, будь то монголы, навахо, бедуины, эвенки или афары. Может быть, я должен быть благодарен моим предкам, оставившим мне ген, благодаря которому у меня такая интересная жизнь.

В заповеднике множество интересных обитателей, но очень густой лес. Пожалуй, самые красивые здешние животные – мартышки гвеноны. Их около двадцати видов, многие из которых относятся к самым яркоокрашенным млекопитающим, с зеленым, красным, голубым, оранжевым, черным и белым мехом. Но яркие цвета у них в основном на лицах (вероятно, чтобы узнавать “своих” в местах обитания многих видов сразу), так что разглядеть их высоко в кронах деревьев очень трудно. Я долго не верил своим глазам, когда увидел стаю гвенонов, которых не было ни в одном определителе. Позже оказалось, что этот вид открыли всего годом раньше. Гвеноны могут совершать невероятно длинные прыжки с дерева на дерево благодаря тому, что они очень легкие: когда гвенон сидит у вас на протянутой ладони, кажется, что это птица.

В заповеднике есть также большие луга. В сумерках там можно увидеть красных кистеухих свиней, лесных буйволов (тоже красных), оранжевых антилоп ситатунга и единственных млекопитающих, окрашенных ярче, чем гвеноны, – мандрилов с их розово-голубыми лицами и задами.

Я облазил несколько лесных прудов в глубине заповедника, нашел одного карликового крокодила и долго за ним наблюдал, но он не “пел”. Я попросил Франсуа опросить инспекторов парка, и они в один голос сказали, что время неподходящее: крокодилы в Лекеди “поют” с сентября по ноябрь, в конце сухого сезона. Мы промахнулись на шесть месяцев.

Чтобы застать “поющих” крокодилов, нам надо было перебраться из Южного полушария в Северное, где времена года меняются местами. Сделать это было нетрудно: экватор проходил от нас всего в двухстах с небольшим километрах.

Недолгая прогулка на поезде – и мы добрались до Лопе, большого национального парка к северу от экватора. Директор разрешил нам остановиться на турбазе в глубине леса. Но прежде чем мы смогли туда уехать, в управление парка явился с визитом министр лесов и туризма в сопровождении многочисленной свиты. Это был пожилой чинуша, очень толстый и важный. Мы знали из разговоров с сотрудниками парка и работающими в Габоне биологами, что человек он не особенно приятный и, по слухам, берет самые большие взятки из всех членов правительства. Он заметил нас, спросил, кто мы такие, и, услышав, что мы пишем путеводитель на русском языке, внезапно побагровел и гневно заорал:

– Я в прошлом году звонил в ваше посольство, сказал им, чтобы меня пригласили в Россию! Они мне заявили, что мне придется ехать за свой счет и им надо два месяца оформлять мой визит! За кого они меня принимают? Я не позволю так с собой обращаться! Я запрещаю вам находиться в Габоне! Катитесь в свое посольство и скажите им, чтобы официально попросили меня о помощи. Может быть, тогда я передумаю.

До российского посольства было два дня пути. Из нас троих только у меня имелось российское гражданство, но и от него вряд ли было бы много проку Пришлось нам снова перебираться в другую страну

Мы направились к границе с Камеруном. По пути мы заночевали у большой реки с красивыми лесами по берегам. Рано утром я пошел гулять по пляжу. Вокруг выбирались из песка свежевылупившиеся мягкотелые черепашата размером с пятак и бодро бежали к воде. Некоторые из них могли, если повезет, вырасти до двух метров. Чуть дальше в реку впадал небольшой ручей. Я пошел по нему вверх. Вскоре его русло стало каменистым, с цепочкой мутных омутов. И там я увидел на берегу крокодила. Он был желтоватой окраски, с черными пятнами на морде, как у кайманов жакаре, и большими внимательными глазами. Морда у него была узкая, почти как у гавиала. Нетрудно было догадаться, что это узкорылый крокодил.

Он водится примерно там же, где карликовые крокодилы, и генетически к ним довольно близок, хотя выглядят они совершенно по-разному (у “карликов” короткие, широкие морды и очень темная окраска). Узкорылые крокодилы особенно хорошо лазают по деревьям и часто взбираются на несколько метров над землей, чтобы погреться на солнышке и лучше видеть окрестности. Живут они в основном в сильно заросших реках. Я знал из экспериментов, что в таких местах звук под водой быстро превращается в невнятный шум, и предполагал, что в “песнях” эти крокодилы должны использовать и шлепки головой, и рев. В литературе про их поведение в природе не было вообще никакой информации, так что мне очень хотелось за ними понаблюдать. Но найденный мной крокодильчик заметил меня, прыгнул в омут, и я увидел по поднятой со дна мути, что он поплыл вниз по течению, в большую реку К тому же он выглядел слишком молодым, чтобы “петь”. А больше найти этот вид мне в Африке так и не удалось.