было даже больше трех. Знакомых. Давних и не очень, с которыми мы где-то и когда шли параллельными курсами, но, слава богу, не пересекались, а потому сохранили друг о друге вполне добрые воспоминания и впечатления. Собственно, эти самые знакомые охотно подтвердили, что песни и танцы проходят на другой сцене, а здесь можно расслабиться и отдыхать.

Я так и поступила. Конечно, приглядывала одним глазом за своим белобрысым подопечным, но он так послушно шугался любых контактов, что когда собрался «отлучиться», у меня просто не получилось подумать на сей счет ничего дурного.

А потом эфир вдруг опустел. На очень долгий, почти бесконечный час.

Я успела передумать много всего. От чисто технических неполадок оператора связи до кровавых разборок и стихийных бедствий. Попытки расспросить хостес успехом не увенчались: мне лишь вежливо улыбались, пожимали плечами и уговаривали не волноваться. А я и не волновалась. Если сердце ухнуло вниз, мавры-нервы первыми скорбно выдыхают и разбредаются прочь.

Наверное, будь во мне на тот момент побольше коктейлей, я бы даже приняла происходящее, как любопытный опыт летаргического характера, наваждение, в котором замирает все, кроме собственного сердца и одного-единственного вопроса, методично долбящего висок: «А дальше вообще хоть что-то ещё планируется?»

Поэтому, когда наушник снова начал доносить до меня звучание знакомого пульса, я не сразу поверила в продолжение жизни. И своей, и вообще. Потому что было странно и страшно. Было стыдно вспоминать собственную недавнюю беспомощность. Было больно осознавать, что если кто-то из нас хоть как-то контролирует ситуацию, то это вовсе не я.

И понадобилось несколько мучительных минут, чтобы решиться вновь начать движение и хотя бы спросить:

– Бесценный мой, ты чем там занят?

А потом снова замереть в нехороших предчувствиях, чтобы, спустя паузу, показавшуюся глубокой, как ночное небо, услышать привычно-уточняющее:

– Я не занят.

Ох, ну хоть что-то на этом свете смилостивилось надо мной и постаралось остаться прежним! Как минимум, бесячая манера подавать информацию в стиле «необходимо и достаточно». Остается только догадываться, какие события спрятались в том часе тишины, или пробовать спросить прямо. Главное, на текущий момент все, что было, закончилось. Или хотя бы приостановилось.

– Что ты сейчас делаешь?

– Дышу свежим воздухом.

Обтекаемо донельзя. Ну хоть так. Значит, шляется снаружи.

– Где тебя искать?

– Зачем? Я не потерялся.

– Затем, что я хочу тебя видеть, и как можно скорее!

– Скоро не получится: прямой выезд к реке закрыт, и вам придется объезжать сначала по Хэррис, потом сворачивать на…

– Просто скажи, где ты сейчас стоишь!

– Я не стою. Я иду.

Он надо мной издевается. Совершенно точно. Внешне это, конечно, не определит и самый искусный физиономист, но внутри – вне всякого сомнения. Гадкий белобрысый тролль.

– Куда. Ты. Идешь. Просто. Назови. Ориентиры. На. Местности.

Кажется, в наушнике хмыкнули.

– Мне осталось полмили до моста Эвентри. Плюс-минус. Буду ждать там.

И он, действительно, ждал. Задумчиво подставляя лицо ветру с реки. А в целом выглядел настолько расслабленно и рассеянно, что в забеге моих версий первой к финишу пришла самая банальная. Что он кого-то таки потискал в укромном уголке.

– Сколько их было?

Ответил не сразу, потому что, едва коснулся сиденья, растекся совсем, но только не от физической усталости. Больше всего это походило на полную и безоговорочную удовлетворенность проделанной работой.

– Один.

То есть, мужчина? Уже интересно. Нет, не в том смысле. Значит, причина отлучки была, скажем так, уважительная.

– Ну, хоть без женщин обошлись, и то хорошо.

Качнул головой, непонимающе сдвигая брови:

– Как можно обойтись без женщин?

Однако, рано я успокоилась…

– Ах, все-таки была ещё и женщина?

– Да.

– Но ты только что сказал…

Уточнил, тоном, не допускающим у собеседника сомнений:

– Она пела.

Можно подумать, пение упрощает ситуацию! Да ровно наоборот. Тем более, что…

Я же первым делом проверила именно это. Наличие. Хоть какие-то обрывки. Но все было чисто. Нет, даже не так: словно тщательно выметено. Можно даже сказать, вылизано, что совершенно и абсолютно невозможно.

Всегда остаются отпечатки. Да, со временем они естественным образом рассасываются, подтверждено опытами. Но чтобы настолько быстро? Или это свежий воздух помог?

– Пела для тебя?

– Вообще. Просто пела.

Стало ещё непонятнее.

Бывает локальное, точечное воздействие, в пределах одного организма. Бывает условно-общее, когда нужно оперировать несколькими объектами, чаще всего, со схожими характеристиками. Можно, конечно, и просто залить песней пространство, но тогда она работает в фоновом режиме, всего лишь оповещая песенницу о том, что происходит вокруг. То есть, личной нужды ради.

И какой смысл для других в такой песне? Она ведь просто проходит мимо.

– Хорошо, женщина пела. А мужчина? Чем вы с ним занимались?

Вот тут он совершенно явно запнулся. И посмотрел на меня чуть ли не с просьбой перефразировать вопрос. А когда я осталась непреклонной, покорно выдохнул:

– Делили песню.

Час от часу не легче. Что значит: делили? Пополам? По куплетам? По нотам? А главное, зачем?

Но спрашивать прямо, похоже, не стоит. Придется идти огородами.

– И как? Получилось?

Подумал и кивнул утвердительно.

– А точнее? Помнишь? Предприятие. Моё. Я должна знать.

Помолчал, изучая носки собственных ботинок.

– Я старался.

Да уж конечно. В этом нисколечко не сомневаюсь. Но что вы там вообще делали? Физически? Неизвестно с кем. Неизвестно где. Без малейших следов преступления.

Продолжить допрашивать? Может, и стоило бы, пока ещё не зевает. Но, учитывая его вредную привычку подбирать слова, что я получу в ответ? Очередное откровение, которое непонятно, куда и как приспосабливать?

Нет. Торить путь по бездорожью у меня сегодня точно не хватит сил. Значит, потратимся только на самое важное: вернем парня на место нынешней прописки. Оттуда он ни посреди ночи, ни вообще без разрешения не свинтит: проверено. А утром… Утром поглядим, что к чему. Авось, умные мысли появятся. Потому что рассчитывать на то, что он сам захочет поделиться впечатлениями… Ха. Три раза. Скорее нырнет ещё глубже, чем уже.

Когда машина остановилась, я даже подумала, что придется толкать Петера в бок, чтобы вернуть к реальности, но он очнулся сам, огляделся по сторонам, кивнул собственным мыслям и открыл дверь, собираясь выходить. Правда, где-то посередине всего этого единого движения вдруг замедлился почти до полной остановки и сообщил в окружающее пространство:

– Она назвала меня «мейстер». Что это означает?

А потом посмотрел на меня. В поисках ответа. И я наверное, чуть ли не впервые в жизни отвела взгляд, делая вид, будто ничего не расслышала или не поняла. Потому что сердце ухнуло снова, на посещенное мной сегодня холодное и темное дно.

Так