Лео перебрал что-то в своей памяти и осторожно сказал:

– Ничего, вызывающего подозрения. Типичное заведение для званых приемов. Все лицензии получены законно, продлеваются аккуратно. Сообщений о беспорядках или чем-то подобном в полицию не поступало. Поэтому у меня и не было оснований… возражать.

А ведь хотел произнести другое слово. Интересно, какое именно.

Касательно же остальной информации…

– Этот клуб может быть каким-то образом связан с рыцарями?

Ой. Надо будет держать себя в узде, иначе мистер Портер словит нервный тик или что похуже.

– С чего… Почему вы это спрашиваете?

– Потому что у меня основания есть.

Он напряженно двинул скулами:

– Что-то произошло?

– Я так думаю.

– То есть, вы не…

Вот и пойми, чего в нем сейчас больше, исследователя, требующего поверять ощущения практическим опытом, или человека, который беспокоится… Ну да. О другом человеке.

– Я не присутствовала, если можно так сказать. Но что-то определенно происходило.

– Почему же вы… Были какие-то признаки?

– Понятия не имею.

– Но…

– Потому что вы мне о них ничего не рассказывали. О признаках.

Лео так удрученно, почти виновато сжал губы, что захотелось его пожалеть. И подкинуть хотя бы одно полешко в костер интереса.

– Было кое-что. Слово. И я его назову, если пообещаете впредь быть откровенным, а не беречь меня от каждой ужасной правды.

– Я… - Наверное, хотел оправдаться или возразить, но передумал и сказал, со всей возможной серьезностью: - Обещаю.

– Мейстер. Я могу предположить, что оно означает в общепринятом смысле, но…

– Как оно прозвучало? В каком контексте?

О, снова на свет божий полез ученый. Впрочем, это сейчас к лучшему.

– Если я все правильно запомнила… Так назвала Петера песенница, которая пела песню для него и другого мужчины. С которым они делили эту самую песню.

– Невозможно…

Лео произнес это одними губами, то ли потрясенно, то ли отрешенно уставившись в вазочку с букетиком ромашек. Наверное, решил погадать, на всякий случай.

Я тоже пересчитала лепестки приглянувшегося мне цветка, ожидая, пока собеседник соизволит вернуться к реальности. Трижды.

– Итак?

– Простите?

– Вы ещё помните про обещание?

– Что… А. Конечно. Ваши слова… Они не укладываются.

– Ну, что есть, то есть. Других не будет. Объяснитесь или продолжите гипнотизировать эти несчастные цветы? Между прочим, я бываю ревнивой.

Он растерянно хлопнул ресницами, переводя взгляд с вазочки на меня и обратно, но, слава богу, сделал хороший выбор. Тот, на который рассчитывала я.

– Мейстер – обращение. К рыцарю. От тех, кто стоит ниже по статусу.

Что-то подобное я и предполагала. Все мы как-то обозначаем ранги друг друга, когда, говоря официальным языком, коммуницируем. В конце концов, это может быть просто фигурой речи, данью вежливости и прочими этикеточными выкрутасами.

– Насчет «делить» достоверных свидетельств нет. Но аналитики сходятся во мнении, что это связано с поединками. Проще говоря, если один рыцарь предлагает другому «разделить песню», это, скорее всего, означает…

– Вызов на бой?

– Пожалуй, да.

Что же получается? Вчера вечером кто-то предложил белобрысому подраться, и тот… Ну да, он же сказал, что старался. Только чем все в итоге закончилось? Понятно, что не кровопролитием. Собственно говоря, по Петеру вообще нельзя было предположить ничего сверхактивного. Не помят, не потрепан. Наоборот, почти умиротворен.

И да, он же обещал никого не трогать. А какой поединок может проходить без… Не понимаю. Не могу. Умом ещё не доросла.

– В любом случае, ситуация осложнилась, - мрачно резюмировал Лео собственные размышления.

– Вот так вдруг? Почему?

Мистер Портер сцепил пальцы в замок. Наверное, чтобы не было заметно, как они подрагивают.

– И мейстер, и поединок… Все это может означать лишь одно. Восхождение закончилось.

Значит, парню больше не нужно будет мучиться? Так это же хорошо. Или нет? Надо уточнить:

– Теперь у нас есть законченный рыцарь?

– У нас? – Он невесело усмехнулся.

– Ну да. Вы за ним наблюдаете. Я… в каком-то смысле тоже. Только с другой стороны. И если продолжить…

– Никаких если. Игры пора прекращать. Пока ещё это вообще можно сделать.

Не нужно было сильно напрягать собственный мозг, чтобы догадаться о ходе мыслей Лео. Но самым нелепым оказалось то, что я… Разделила его опасения.

На очень короткое время, буквально на секунды, но тоже ощутила какой-то почти животный, не связанный ни с сознанием, ни с прочими разумными поводами страх. И каждая клеточка моего тела кричала, словно от боли, которой не было, но которая обязательно должна была вот-вот ворваться в меня.

А посмотрев в глаза Лео, я с ужасом поняла, что эти мгновения прошли для нас синхронно и одинаково. До малейшего оттенка.

– Вы тоже их видите. Риски и все остальное.

Нет, не вижу. Всего лишь чувствую, а чувства… Из них не всегда выходят хорошие советчики. К тому же, наваждение, болезненно нахлынув, тут же откатилось куда-то назад, оставив после себя только немного горечи на языке. А хина всегда бодрит, хочешь ты того или нет.

– Что вы собираетесь делать?

– То, что требовалось с самого начала.

– Пресловутая иммобилизация и прочие процедуры?

– Именно.

Все-таки пришлось сделать ещё глоток. Чтобы скрыть горечь, перебравшуюся в улыбку.

– Полагаете, что сможете с ним справиться?

– Есть много способов. Разной степени травматичности. Он все ещё человек, так что…

Вот оно. Главное. То, о чем Лео может говорить, но категорически не хочет осознать.

– Да. Он не чудовище. Он – человек. Наверное, с некоторыми особыми возможностями. И все-таки, прежде всего, человек.

– Вы не понимаете…

– О, считайте, как вам удобнее. Только послушайте, пожалуйста. Совсем чуть-чуть.

Он согласился. Нехотя, поджав губу, но кивнул.

– Я почти ничего не знаю о том, как он жил. Только с ваших слов. Но даже их вполне достаточно, чтобы делать выводы. Мальчик по имени Петер просто обязан был вырасти тем, о чем вы так любите говорить. Чудовищем. У него были для этого все возможности. Странное детство взаперти. Приют. Опекун, который вряд ли проявлял хоть какое-то участие… Да-да, я этого не утверждаю, но парень не знает самых простых вещей, того, что существует в любой семье просто так, а не потому, что должно быть. Не знает, для чего вообще нужна эта самая семья. Не умеет принимать помощь, тем более, не понимает, что иногда о ней можно и нужно просить. И ничего не ждет.

Я говорила, а в голове параллельно возникали разные странные картинки, в которых далеко не всегда мелькала белобрысая голова.

– Он должен был, как минимум, обозлиться. А когда вашими же усилиями узнал, как можно давать отпор… Вот вы о чем думали, запихивая его в