– Да, ты мой сын.

И Тони понял, что он прав.

Впервые за долгие годы он позволил себе признать правду. Ту, которую признали уже все, кроме него.

И действие ее оказалось сокрушительным.

– Тогда было бы лучше, если бы я вообще не родился на свет, – ответил Тони.

София слабо вскрикнула и наверняка лишилась бы чувств, если бы Дебора не поспешила ей на помощь, обхватив рукой за талию и не давая упасть.

Адамсон спокойно повернулся к Деб.

– Миссис Персиваль, не могли бы вы проводить Софию в гостиную? Полагаю, бокал вина ей не повредит. А нам с Бернеллом нужно кое-что обсудить. Очень многое, если быть точным.

– Ричард, молю тебя…

– София, ты верила мне долгие годы, так не оставь же меня своим доверием и сейчас.

Она молча глядела ему в глаза, словно говоря, что сожалеет о том, что все получилось именно так. Потом медленно кивнула в знак согласия.

– Прости меня, – прошептал сэр Ричард.

Ее улыбка была горькой и любящей одновременно.

– Нет, это ты прости меня.

Тони не желал смириться с тем, что ситуация вышла из-под контроля, из-под его контроля.

– Никто из вас ничего мне не скажет. Вам нечего сказать мне такого, что я хотел бы услышать. Деб, мы уходим.

Но она и не думала повиноваться. Вместо этого молодая женщина ответила:

– Полагаю, милорд, вам о многом следует поговорить с сэром Ричардом. А мы с вашей матерью подождем в соседней комнате. – И она взяла Софию под руку.

– Нет, это неразумно! – запротестовала леди Адамсон, но Дебора проявила железную волю и решимость.

– Мы должны оставить их одних, – пробормотала она, увлекая пожилую женщину из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась за ними, и Тони понял, что возлюбленная недовольна им. Он разочаровал ее, но, к счастью, Деб умеет прощать.

А он – нет.

– Миссис Персиваль – мудрая женщина, – говорил между тем сэр Ричард. – Я могу понять, почему ты ею восхищаешься.

– Ваше мнение не интересует меня ни в малейшей степени, – огрызнулся Тони и, словно ему опротивело дышать одним воздухом с генералом, быстро направился к двери.

– Убегаешь, Бернелл?

Тони замер на месте. Потом медленно обернулся.

– Я никогда не убегаю. Однако ваше присутствие мне невыносимо.

Сэр Ричард рассмеялся.

– Очень хорошо. Мой сын не может быть трусом. Хотя твое неучтивое поведение не доставляет мне удовольствия. Здесь нечем гордиться.

Сжав кулаки, Тони шагнул вперед.

– Я не ваш сын.

В глазах сэра Ричарда промелькнула торжествующая усмешка.

– А чей же, по-твоему? Уэлборна Алдерси? Не смеши меня.

Тони взглянул ему прямо в глаза.

– Я сын Уэлборна. Или, быть может, кого-нибудь еще из любовников моей матери.

Сэр Ричард не попался на эту удочку.

– После того как мы с твоей матерью встретились, никого другого у нее не было, а встреча наша состоялась задолго до твоего рождения.

Он обошел стол, и Тони пришлось сделать над собой усилие, чтобы не попятиться.

– Давай взглянем на факты, хорошо? – предложил генерал Адамсон. – Уэлборн был среднего роста.

– Моя мать высокая женщина.

– И у тебя ее глаза.

– Вы рассчитываете на мою благодарность за этот комплимент?

– Нет, я ничего не рассчитываю получить от тебя, чему очень рад, откровенно говоря. Уэлборн был слабаком. В его крови жило болезненное пристрастие к пьянству и азартным играм. А у тебя его нет.

– Откуда вы знаете? – с вызовом спросил Тони. Генерал вдруг стал очень серьезен.

– Немного найдется такого, чего я не знал бы о тебе. Мне отказали в праве принимать участие в твоей жизни, но это не значит, что я опустил руки и сдался. Я знаю, что ты научился ездить верхом раньше, чем ходить. Я знаю, какие первые слова ты произнес. Я знаю, что ты ненавидишь кашу на завтрак, что в трехлетнем возрасте ты переболел оспой и что ты боялся подниматься наверх в одиночестве. Свою первую собаку ты назвал Дротиком и научил его ложиться по команде. Однажды в понедельник утром вы вдвоем отправились на охоту, пес случайно попал под копыта твоего пони и умер от ран. Целую неделю ты ничего не ел и с тех пор отказываешься завести другую собаку.

– Откуда вам все это известно? – требовательно спросил Тони. Никто не знал о нем таких подробностей. Его родители были слишком заняты прожиганием собственной жизни в Лондоне.

– Мисс Чалмерс – моя двоюродная сестра. Она вполне заменила тебе меня.

Тони чувствовал себя так, словно воздух внезапно испарился у него из легких. Он задыхался. Марми была единственной, кому он доверял. Единственный человек, который всегда оставался рядом с ним…

Он медленно опустился на стул, на котором прежде сидел сэр Ричард – нет, его отец. Его отец.

Сэр Ричард был прав. У Тони очень мало общего с Уэлборном Алдерси, и по мере того как Тони взрослел, у него выработалось стойкое отвращение и даже презрение к Алдерси. Он ненавидел его впечатлительность, его истеричность, его эгоизм. И разве не старался он каленым железом выжечь в себе эти недостатки?

– Почему мне никто и ничего не говорил? – Тони с трудом узнал собственный хриплый и измученный голос.

Его отец выдвинул стул, который освободила София, и уселся напротив Тони.

– Я очень хотел встретиться с тобой, особенно после смерти Алдерси, еще до моей женитьбы на Софии.

Тони не мог заставить себя взглянуть ему в лицо.

– Своего рода курьез, вы не находите? Знают все, кроме меня. А я? Я даже не тот, кем считал себя всю жизнь.

– Ты – лорд Бернелл.

– О нет. – Тони даже не старался скрыть разочарование, прозвучавшее в его тоне. – Я самозванец. Шут, которого вы посадили на место настоящего лорда Бернелла.

Адамсон подался вперед.

– Нет никакого настоящего лорда Бернелла. Уэлборн не мог иметь детей. Он слишком много пил, и у него слишком часто случались приступы черной меланхолии, когда он неделями не выходил из своей комнаты.

Какое-то неясное воспоминание зашевелилось в душе Тони, что-то рвалось и грозило всплыть наружу… Вот он, совсем еще мальчишка, и его отец без предупреждения приезжает в родовое поместье Алдер-Хаус. Но он не спешит повидаться с Тони. Вместо этого он заперся в своей комнате. Однажды ночью отец вышел из особняка и принялся бродить вокруг, как слепой, натыкаясь на стены и ограду. Эти звуки разбудили Тони. Марми и Гиббоне быстро успокоили отца и отвели назад в его комнату. Той же ночью Тони слышал, как он плакал за закрытыми дверями своей спальни. Это был громкий, истеричный плач, который напугал малыша. На следующий день появилась мать и увезла отца в черной лакированной карете.