Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твои предложения? — любезно поинтересовалсяГесер.
Я молчал.
— У тебя есть возражения против оперативнойработы Дозоров? Против контроля за Темными? Против помощи людям, попытокулучшить социальную систему?
Вот тут я почувствовал почву для реванша.
— Учитель, что именно вы передавали Арине втридцать первом году? Когда встречались с ней у ипподрома?
— Отрез китайского шелка, — спокойно ответилГесер. — Женщина, все-таки, захотелось ей красивых тряпок… а годы были тяжелые.Мне приятель из Манчжурии прислал, а оно вроде как ни к чему было… Осуждаешь?
Я кивнул.
— Антон, я с самого начала был противглобального эксперимента на людях, — с явным отвращением сказал Гесер. —Дурацкая идея, ее с девятнадцатого века вынашивали. Не зря Темные согласились.Никаких позитивных перемен это не несло. Та же самая кровь, войны, голод,репрессии…
Он замолчал, с грохотом открыл ящик стола.Достал сигару.
— Но Россия сейчас была бы благополучнойстраной… — начал я.
— Бла-бла-бла… — пробормотал Гесер. — НеРоссия, а Евразийский союз. Сытое социал-демократическое государство.Враждующее с Азиатским союзом во главе с Китаем и конфедерацией англоязычныхстран во главе со Штатами. Пять-шесть локальных ядерных конфликтов в год… натерритории стран третьего мира. Драка за ресурсы, гонка вооружений пострашнеенынешней…
Я был раздавлен и разбит. В пух и прах. Но ещепытался трепыхаться:
— Арина говорила… город на Луне…
— Да, верно, — кивнул Гесер. — Лунные городабыли бы. Вокруг баз с ядерными ракетами. Ты фантастику читаешь?
Пожав плечами я покосился на книжку в мусорнойкорзине.
— То, что писали американские писатели впятидесятых годах — это и случилось бы, — пояснил Гесер. — Да, космическиекорабли на атомной тяге… военные. Понимаешь, Антон, у коммунизма в России былотри пути. Первый — развиться в прекрасное, чудесное общество. Но это противноприроде человека. Второй — выродиться и сгинуть. Так и случилось. Третий —превратиться в социал-демократию скандинавского типа и подмять под себя большуючасть Европы и Северную Африку. Увы, среди последствий этого пути — разделениемира на три противостоящих блока, рано или поздно — глобальная война. Но еще дотого люди узнали бы о нашем существовании, истребили или подчинили себе Иных.Прости, Антон, но я решил, что лунные города и сто сортов колбасы квосьмидесятому году того не стоят.
— Зато сейчас Америка…
— Сдалась тебе эта Америка, — поморщилсяГесер. — Дождись две тысячи шестого года, тогда поговорим.
Я молчал. Даже не стал спрашивать, что тамГесер видел в грядущем, в уже недалеком две тысячи шестом…
— Твои душевные терзания мне понятны, —потянувшись за зажигалкой, сказал Гесер. — Не слишком цинично будет, если ясейчас закурю?
— Да хоть водку пейте, учитель, — огрызнулсяя.
— Водку с утра не пью, — Гесер запыхтел,раскуривая сигару. — Твои терзания… твои… сомнения мне вполне понятны. Я тожене считаю нынешнюю ситуацию правильной. Но что случится, если мы все впадем вмеланхолию и устранимся от работы? Я тебе скажу, что! Темные с удовольствиемпримут на себя роль пастухов человеческого стада! Они смущаться не будут. Онипорадуются, что им повезло… Решай.
— Что решать?
— Ты же приехал с намерением подать вотставку! — повысил голос Гесер. — Ну так решай, в Дозоре ты, или наши цели длятебя недостаточно светлы.
— При наличии черного цвета серый считаетсябелым, — ответил я.
Гесер фыркнул. Чуть спокойнее спросил:
— Что там с Ариной, ушла?
— Ушла. Взяла Надюшку в заложники и требовалаот нас со Светланой помощи.
На лице Гесера не дрогнул ни один мускул.
— У старой карги, Антон, свои принципы.Блефовать она может как угодно, но ребенка — не тронет. Поверь, я ее знаю.
— А если бы у нее нервы сдали? — вспоминаяпережитый ужас, спросил я. — Плевать ей на Дозоры с Инквизицией впридачу! Онадаже Завулона не боится.
— Завулона — может быть … — усмехнулся Гесер.— Я сообщил о ведьме в Инквизицию, но и с Ариной связался. Совершенноофициально, кстати. Все запротоколировано. И насчет твоей семьи ведьма былапредупреждена. Особо.
Вот это была новость.
Я смотрел в спокойное лицо Гесера и не знал,что еще сказать.
— У нас с Ариной долгие и уважительныеотношения, — пояснил Гесер.
— Как так получается? — спросил я.
— Что именно? — удивился Гесер. — Уважительныеотношения? Понимаешь ли…
— Каждый раз, когда я убеждаюсь, что выгнусный интриган, вы за десять минут доказываете, что я не прав. Мыпаразитируем на людях? Оказывается, это для их же блага. Страна в разрухе? Такмогло быть и хуже. Моя дочь в опасности? Да нет, в безопасности, словно мальчикСаша Пушкин со старушкой-няней…
Взгляд Гесера смягчился.
— Антон, давным-давно я был тщедушным сопливыммальчишкой… — он задумчиво смотрел сквозь меня. — Да. Тщедушным и сопливым. Иругаясь со своими наставниками, чьи имена тебе ничего не скажут, я был уверен —они гнусные интриганы. А потом они убеждали меня в обратном. Прошли столетия иу меня появились свои ученики…
Выпустив клуб дыма, он замолчал. Впрочем, кчему было продолжать? Столетия? Ха! Тысячи лет — достаточный срок, чтобынаучиться парировать любые выпады подчиненных. Да так, что те придут кипя отвозмущения, а уйдут преисполненные любви и уважения к шефу. Опыт — огромнаясила. Пострашнее магической.
— Хотел бы я увидеть вас без маски, шеф, —сказал я.
Гесер благодушно улыбнулся.
— Скажите мне, хотя бы, был ли ваш сын Иным? —спросил я. — Или вы его Иным сделали? Я все понимаю, нельзя раскрывать эту тайну,пусть все считают…
Кулак Гесера с грохотом обрушился на стол. Асам Гесер привстал, перегибаясь через стол.
— Ну сколько ты будешь мусолить эту тему? —рявкнул он. — Да, мы с Ольгой развели Инквизицию, получили право нареморализацию Тимура! Он должен был стать Темным, а меня это — не устраивает!Понятно? Хочешь — иди, докладывай Инквизиции! Только оставь этот бред!