Я прохожу за Диланом в комнату к кровати и снимаю туфли. Отставляю каблуки в сторону.

– С чего начнем? – сажусь на пол, опираясь на кровать. Дилан снимает портфель, падая рядом:

– А с чего хочешь ты?

И я окончательно краснею. Вся. От макушки до кончиков пальцев на ногах.

[…]

Время близится к ночи, но мы не собираемся расходиться. Никогда не могла подумать, что сидя рядом с О’Коннеллом, меня будет согревать его общение, взгляды, которые, он думал, я не замечаю, но ошибался. Атмосфера в комнате приятная и я позволяю себе рассказать Дилану много личных историй, совсем не опасаясь, что он их кому-то перескажет.

– Так, – неожиданно вспыхиваю я, – почему ты не рассказываешь о своей семье? – спрашиваю, а внутри поражаюсь своей наглости

Дилан выдыхает:

– До пятнадцати лет я жил с матерью и отчимом. Он, – сглатывает, – часто пил, распускал руки. Не знаю, любила ли его мать, возможно, ей просто не хотелось быть одной.

– Он тебя бил? – я наклоняю голову на бок, наблюдая за реакциями на мои расспросы, чтобы вовремя остановиться. Не успеваю заметить, когда на задаваемые вопросы я начала получать ответы.

– Нет, но он бил мать на моих глазах. Он бил, а я ничего не мог. Это ужасное чувство беспомощности, – усмехается, качая головой, и подносит уже остывший чай к губам, – Ненавижу это.

– Не кори себя, – моргаю, сжимая плечо парня.

Дилан поднимает на меня глаза, хмурясь:

– Помнишь, ты спрашивала, почему я переехал?

Киваю. Это была одна из наших первых встреч, когда О’Коннелл вел себя словно полный придурок.

– В один из дней отчим был в школе, он был трезв, но, – напрягается, вспоминая, – он вел себя как урод. Зашел в кабинет и начал кричать на меня, всё как обычно, но на этот раз при одноклассниках.

Сглатываю, ведь Дилан сжимает челюсть, скрипя зубами.

– Тогда я не выдержал. Меня ослепила ярость, и я не мог контролировать свои действия. Пелена перед глазами.

– Как тогда в раздевалке? – догадываюсь.

– Тогда я сломал ему челюсть и битой разбил окна машины, – вздыхает и кажется, не договаривает, – я просил его уйти, но он не послушался.

– Где были учителя в этот момент? – хмурюсь, выпрямляясь, – Почему они позволили какому-то левому человеку срывать урок?

– Он и был учителем. После этого меня отвезли на обследование и выяснили, – Дилан облизывает губы, растрепав волосы, – что у меня расстройство прерывистой вспыльчивости.

Не знаю даже как реагировать. Во мне бушует столько эмоций, но по делу я ничего не могу сказать.

Хрущу пальцами, смотря на рабочий стол перед собой:

– У тебя РПВ? Боже, – сглатываю, – так тебя исключили?

– Кто-то снял на видео, как я разбиваю лобовое стекло и выложил в интернет. Естественно я портил рейтинг школы и меня исключили.

– А почему тогда в нашу школу приняли?

– Отец заплатил кому-то, за услуги, – разворачивается ко мне, заглядывая в глаза, – и через два дня видео не стало. Его не было ни у кого, кроме моего отца и меня.

В воздухе повисает молчание. Напряженная атмосфера. Тишина давит на меня, но что я могу сказать? Он только что открылся мне, и меня радует его доверие. Но, кажется, я запуталась. Боюсь, что причиной моего внутреннего дискомфорта является рассказ Дилана.

Я не ожидала, что правда будет такой… пугающей.

Прочищаю горло, шепча:

– Тебе удалось отвлечь меня от Алгебры, – улыбаюсь, искренне, – но больше я на это не куплюсь.

Опираюсь рукой о кровать и встаю, проходя к столу, на котором стоял мой остывший чай. Провожу пальцами по поверхности, будто проверяю на наличие пыли, но на самом деле пытаюсь расслабиться, чувствуя пристальный взгляд Дилана на своей спине.

Он молчит.

Отодвигаю стул, садясь за стол, и начинаю писать. Это должно меня отвлечь.

Скрип. Теплая ладонь опускается на плечо. Мое сердце сжимается. Боюсь поднять голову, как вдруг Дилан утыкается лбом мне в шею, словно прячась в моих волосах.

– Что ты… делаешь?

О’Коннелл выдыхает горячий воздух, щекоча кожу, ничего не отвечает, но подходит ближе, сгибая ноги, а руки упирает по обе стороны от меня. Касается бедер. Я чувствую себя странно, но не могу убрать с лица легкую улыбку.

Сидеть так – приятно.

Это наша 27 встреча. Я влюбляюсь?

От лица Кристин

7:34

Убрала влажные волосы, расправив второй рукой воротник, и уложила обратно, больше не ощущая обжигающе холодные пряди. Так было легче. Ведь я не любила чувствовать чьи-то касания. Не хотела, что бы меня кто-то трогал, даже если он просто смахивал крошки от печенья, которые я не заметила.

Посмотрела на ладонь и потерла запястье. Немного разодрала кожу, когда пыталась ухватиться за стену. В том здании. Когда, забыв про все доводы разума, импульсивно обвинила Люка и пошла на поводу страха.

Зачерпнула ложкой молоко с хлопьями и положила все это в рот. Мой завтрак встал у меня поперек горла, ведь всё рушилось, и я устала умолять, чтобы произошло хоть что-то хорошее.

«Её будет любить кто угодно, но точно не я»

Сжала ложку. Я облажалась. Как всегда.

5 месяцев назад

Закрываю за собой двери столовой, не скрывая улыбки. Быстрыми шагами нагоняю Алекс. Коридор как всегда полон.

– Тебе самой не смешно? – спрашиваю, возобновив недавнюю тему.

– А тебе отнекиваться не надоело? У тебя впервые появился парень, Кристин!

– Он не мой парень, – замолкаю, разводя руками, – мы просто друзья.

Алекс язвительно кивает, явно не поверив мне:

– Дилан просто друг, который, – демонстративно выставляет перед собой руку, начиная загибать пальцы, – может обнимать, прижимать к себе, обжигать дыханием и изливать душу.

Опускаю глаза в пол, невольно ощутив, как по телу проходит приятная дрожь. Самое пугающее это то, что я не могу сопротивляться. Я хочу, чтобы он не останавливался. Нет. Никакой пошлости. Просто хочу сидеть в его объятиях и касаться кончиком носа его шеи. Ощущать тепло. Понимание. Чувствовать себя защищенной, будучи полностью открытой.

– В любом случае, – продолжает Алекс, – вы смотрите друг на друга слишком долго. То не похоже на дружбу.

Фыркаю, но сама прячу улыбку, потому как мы действительно смотрим друг на друга по-особенному. По крайней мере, я. На счет чувств Дилана я не уверена.

Поднимаю голову, заглядывая в довольные глаза подруги: