— Даже глупых идей в голове нет, — проворчала она. — Но если Бестужев сказал, что его люди взяли эту секретаршу, то сейчас у нас появится возможность это выяснить…

— Когда ты уже обзаведешься корочками? — ворчала Грасс, пока сотрудник пропускного пункта тщательно записывал данных с наших документов.

— Когда принесу присягу и стану полноценным штатным сотрудником. То есть после окончания Аудиториума. И то не сразу: могут велеть пройти ускоренный курс военной подготовки. А пока вот так.

Нам вернули паспорта, и я указал Ане, где припарковать автомобиль. Витя почти что жалобно заскулил, когда девушка ловко завела его в “стойло” — не хотел расставаться. Изменник хренов.

Я выбрался, подхватив папку с компроматом. Нужно было предоставить вещественные причины своего сумасбродного поступка. И там же уничтожить.

— Как рана? — спросила Анна, помогая мне сохранить равновесие.

— Честно?

— Нет, блин, наври мне, чтобы успокоить! Я ж кисейная барышня, падаю в обморок от слова “жопа”.

— Не язви, — поморщился я. — Болит. Причем болит странно. Какие-то непонятные ощущения. Словно через эту дырку сила вытекает.

Грасс кивнула.

— Так и должно быть. Мы залатали как могли, но здесь нужен очень толковый целитель. Надеюсь, твой шеф об этом уже позаботился. Ладно, показывай, где тут у вас что расположено.

Мы прошли через пару арок, и я коротким путем через небольшой скверик, подвел спутницу к нужной двери. Слабость была жуткая, и почти все мои силы уходили на то, чтобы идти ровно.

— Имей в виду, тебя могут не пустить, — предупредил я и решил сперва предупредить Корфа о своей компании.

“Вальтер Макарович, я на месте. Со мной Анна Грасс — они с Бестужевым, кажется, спасли мне жизнь. Что с ней делать?”

Пистолетыч ответил мгновенно.

“Ждите внизу”.

Грасс тем временем закурила, а я привалился к выкрашенной в бледно-желтый цвет стене и прикрыл глаза. Попытался запустить самодиагностику, но тело словно сошло с ума. Дырку в брюхе я чувствовал, видел и последствия — много крови не там, где надо, чужеродную силу, что удерживала меня на ногах. Но мне в упор не удавалось понять, почему же эта рана отказывалась зарастать. Наверняка потому оружие и называли проклятым. Но лучше бы его назвали проклинающим.

Не успела Аня потушить окурок, как на улицу вышел Алексеев. Помощник шефа скользнул по мне внимательным взглядом из-под опущенных на нос очков, а затем уставился на байкершу.

— Госпожа Грасс, соизвольте пройти со мной. Михаила Николаевича сейчас сопроводят в лазарет. Лекаря уже вызвали.

Аня нахмурилась.

— Там не поможет абы какой лекарь… Вы должны…

Алексеев выдавил себя слабую улыбку и жестом призвал девушку к спокойствию.

— Не волнуйтесь. Гавриил Петрович сообщил нам подробности. Мы вызвали профильного специалиста из Императорской больницы святого Пантелеймона. Ждем в скорейшем времени.

Как раз к этому моменту из соседнего корпуса вышли двое мужчин и направились прямиком к нам. Походка и выправка у них была военная, а вот лица — нет. Глаза другие — усталые, измученные, но сохранившие тепло и человеколюбие. Алексеев кивнул им и указал на меня, а затем развернулся и открыл перед Анной дверь.

Грасс бросила на меня последний встревоженный взгляд, но я улыбнулся.

“Все будет хорошо. Я в надежных руках”.

“Надеюсь”, — коротко ответила байкерша.

Один из подоспевших представился.

— Пригожев Валентин Сергеевич, старший лекарь общей практики, — он указал на своего коллегу, коротко стриженного невысокого мужчину с влажными глазами. — Мой помощник фельдшер Борис Васильевич Иванов.

Пригожев явно был одаренным: несмотря на слабость, я почувствовал биение Благодати в его теле. А вот фельдшер оказался из неодаренных.

Я кивнул.

— Михаил Николаевич Соколов.

— Честь имею. Ваше сиятельство, прошу пройти с нами. Правда, судя по той информации, что нам передали, удивительно, как вы еще держитесь на ногах. По протоколу положены носилки.

— Не смешите, — прокряхтел я. — Тут идти всего ничего. Справимся, господа. Под мою ответственность.

Пригожев покачал головой, но велел коллеге поддержать меня. Сам пробежал несколько шагов вперед, чтобы открыть перед нами дверь.

Едва мы вошли в помещение, принадлежавшее местному лазарету, мне в нос ударил характерный запах лекарств — такой сильный, что я чихнул и тут же заскулил от боли. Рана отозвалась на сокращение мышц мгновенно.

— Так, Иванов, кладите, — распоряжался лекарь и тут же принялся переодеваться и мыть руки. — Пока едет специалист, проведем общий осмотр. Прошу прощения, ваше сиятельство, но одежду придется снять. И, боюсь, ваш костюм восстановлению не подлежит.

— Да к черту его, — отозвался я, помогая фельдшеру меня раздевать. — Понять бы еще, чем мне грозит это ранение. У вас есть мысли?

Пригожев поднес руки под какой-то специальный аппарат, и тот впрыснул на них пахнувшее спиртом облачко.

— Увы, ваше сиятельство, я не сведущ в ранах, нанесенных артефактами. Мы здесь — простые военные врачи, — он принялся задумчиво водить ладонями над дыркой от стилета. — Могу сказать, что ударили артефактом, что в этом артефакте сила Благодати была сплетена с чем-то, что мне неизвестно. Проникающее ранение брюшной полости. Внутреннее кровотечение. Рекомендую лапаротомию.

— Что? — не понял я.

— По-хорошему, нужно вас разрезать и посмотреть, что именно задето, раз так накровило… Ставлю на печень. И тогда вдвойне удивительно, что вы…

Иванов все это время записывал слова коллеги. Не успел он закончить отчет, как в дверь требовательно постучали. Фельдшер выглянул в оно.

— Быстро приехал.

— Еще бы, — проворчал Пригожев. — У нас тут, считай, историческое событие. Живой труп, пронзенный музейным экспонатом! Люблю свою работу…

Иванов помчался открывать, а я поднял глаза на лекаря.

— Что, все настолько плохо?

— Да Бог его знает, ваше сиятельство… Будь на вашем месте простой человек, он бы точно не смог самостоятельно передвигаться и разговаривать. Но вы носитель родовой силы, и я понятия не имею, она ли вас поддерживает или же та заплатка, которую вам наспех повесили…

Через несколько секунд в комнату вошел пожилой импозантный мужчина с аккуратной седой бородкой-клинышком и в дорогом клетчатом костюме. В руках он держал старомодный саквояж, а на лацкане пиджака был прикреплен золотой кадуцей — символ врачевателей.

— Господа, — чуть поклонился гость, — разрешите представиться. Профессор Андрей Аммосович Дьяченко, заведующий отделения лечебной артефактории при Императорской больнице Святого Пантелеймона. Прибыл сюда по личному приглашению тайного советника Корфа.