Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не наплевать, но я больше не вижу в этом смысла. – Почему он не понимает? Почему только я чувствую, что наша мечта обернулась крахом? – Я больше не могу врать изо дня в день. Сниматься в шоу, улыбаться, махать фанатам и притворяться, что счастлив. Я больше не могу так жить.
– Ты ведешь себя как ребенок, – говорит Джимми.
– Зато ты ведешь себя как высокомерная задница…
– Да заткнитесь вы оба! – неожиданно рявкает Листер. – Боже, я в жизни не слышал, чтобы вы столько ругались.
Мы с Роуэном угрюмо замолкаем.
– Так мы ни к чему не придем, – замечает Листер.
– И что ты предлагаешь? – колко спрашивает Роуэн.
Листер делает щедрый глоток вина.
– Полагаю, нам следует уйти, – говорит он, глядя на меня.
– Что, нам с тобой? – уточняет Роуэн.
– Да, – кивает он. – Не думаю, что Джимми будет рад, если мы задержимся.
С этими словами Листер встает с кровати и выходит из комнаты.
Роуэн провожает его взглядом, потом смотрит на меня в последний раз – и тоже уходит.
А я, как бы ужасно это ни звучало, чувствую облегчение.
АНГЕЛ РАХИМИ
Хотя мы с Джульеттой помирились и все обсудили, ее все равно раздражает, что я не хочу возвращаться с ней в Лондон.
– Мы тут лишние, – говорит она, когда мы сидим на кухне и слушаем, как Роуэн и Джимми орут друг на друга. – Это неправильно.
Я понимаю, о чем она. Такое чувство, что мы наблюдаем за столкновением двух планет.
•
Чуть позже я нахожу Джимми в гостиной. Он один, глаза красные и припухшие. Я сажусь рядом.
– Привет.
– Привет, – чуть охрипшим голосом отвечает он.
Мне кажется, мы с ним вполне можем общаться без слов.
– Ты все еще хочешь уйти из «Ковчега»?
– Ага. В смысле да, хочу.
Я киваю и утыкаюсь взглядом в пол.
– Понятно.
Значит, все.
Это конец.
Я своими руками помогла уничтожить то единственное, что имело для меня значение.
– Почему тебе нравится «Ковчег»? – вдруг спрашивает Джимми, глядя на меня снизу вверх своими огромными карими глазами. Я так хорошо их знаю, знаю каждую его черточку, мягкую линию подбородка, легкую сутулость плеч и то, как волосы пушатся по бокам головы. И в то же время я не знаю о нем ничего.
– Вы наполняете мою жизнь светом, – говорю я. – Когда все плохо, когда по утрам я открываю глаза и мечтаю заснуть и не проснуться, вы вытягиваете меня на поверхность.
– Я ничего не делаю, – шепчет он.
– Еще как делаешь. – Я нервно сглатываю. – Если ты бросишь «Ковчег», я пойму. Но ты тоже пойми, что с вами уйдет и частичка меня. – Я прижимаю руку к груди.
– Частичка тебя?
– Без «Ковчега» все, что у меня останется, – это моя унылая жизнь. Вы – чуть ли не единственное хорошее, что в ней было. Вы – часть моей правды.
Джимми моргает.
– А ты – часть моей.
– Да?
– Да.
Джимми смотрит куда-то вверх. Проследив за его взглядом, я вижу, что он скользит глазами по своим детским фотографиям, по фотографиям родителей, по всей своей жизни.
– Это место все еще остается твоим домом? – спрашиваю я.
– Да, – кивает Джимми.
– Ты, наверное, так скучаешь по нему… И по дедушке.
Он снова кивает.
– Тот нож. – Теперь Джимми смотрит на меня. – Дедушка подарил мне его на шестнадцатилетие. Знаю, глупо всюду таскать его с собой, но он напоминает мне о доме.
Он лезет в задний карман, и на лице возникает выражение легкой паники. В руке – пусто.
– Наверное, остался во вчерашних джинсах, – бормочет Джимми.
– Он ведь очень старый?
– Да, принадлежал еще моему прадедушке.
Неудивительно, что он так отчаянно жаждал его вернуть. Джимми встает с дивана, нервно сжимая и разжимая пальцы.
– Подожди, я сбегаю и возьму его, – бросает он и устремляется в свою комнату.
Я снова смотрю на увешанную фотографиями стену. Сейчас меня интересуют старые снимки в коричневых тонах – особенно тот, на котором подписано «Анджело Риччи». В прошлый раз я не успела его толком рассмотреть, зато теперь подмечаю и высокие скулы, и темные оленьи глаза, и потерянное выражение лица.
Он невероятно похож на Джимми.
•
Голос Джимми выманивает меня из гостиной. Когда я выглядываю в коридор, он вихрем проносится мимо, а следом, качая головой, идет Пьеро.
– Ничего не понимаю! – почти кричит Джимми. – Наверное, ты вытащил его у меня из кармана и куда-то положил.
Он останавливается возле обогревателя в прихожей, на котором сохнут его вчерашние джинсы. Тщательно осматривает карманы, но ножа там нет.
– Я его не видел, – хмурится Пьеро. – Пусть я и старый, но память меня еще не подводит.
– Он точно был в джинсах! Я снял их вечером, а ты утром повесил на обогреватель.
– Может, ты выронил его где-нибудь на улице по пути сюда?
– Нет, вчера вечером он был у меня! В моей комнате! И там его тоже нет!
В прихожей, привлеченный разговорами, появляется Роуэн. Он уже накинул куртку, в руке – телефон. Судя по виду, он собирается уйти.
– Что происходит?
Джимми швыряет джинсы обратно на обогреватель.
– Он пропал.
– Кто пропал?
Джимми не отвечает, резко разворачивается и исчезает в своей комнате.
Вслед за Роуэном в прихожую подтягиваются Джульетта и Блисс. Роуэн вопросительно смотрит на Пьеро, и тот со вздохом поясняет:
– Он потерял свой нож.
– Нож? – изумленно переспрашивает Блисс, глаза у нее становятся большими, как блюдца. – Погодите, тот самый, фамильный? Вот же срань. Роуэн рассказывал про него. А зачем он понадобился Джимми?
– Просто нож для него очень важен. – Я решаюсь подать голос, и Роуэн тут же одаривает меня раздраженным взглядом. Кажется, он так и не смирился с моим присутствием.
– Ладно, нам с Листером пора. – Роуэн поворачивается в сторону ванной комнаты и кричит: – Алистер! Мы уезжаем!
Что… они уезжают?
Без Джимми?
Листер все не выходит – зато возвращается Джимми, и вид у него еще более взъерошенный, чем прежде.
– В комнате его нет, – упавшим голосом сообщает он. Руки сжаты в кулаки, глаза мечутся по коридору, обшаривая темные углы.
– Найдется, – говорит Роуэн.
А Джимми вдруг замирает и внимательно на него смотрит.
– Это ты его взял.
– Что?
– Так ведь? – Джимми подходит ближе. – Это ты взял