считал, что теперь момент настал. Нельзя было ждать, когда погибнет кто-то еще.

– Мне совсем неохота возвращаться снова в лес, – заверил его Оуэн.

– Мы пройдемся здесь, в тупике, только немного отойдем от дома. Ну, идем же.

Чад вскочил на ноги с таким решительным видом, что все последовали его примеру.

Они выстроились в цепочку и медленно отправились вверх по улице, окаймленной довольно густыми зарослями. Коннор первым нарушил молчание:

– Вы ничего не рассказали?

– Никому, – ответил Кори.

– Совершенно секретно, – подтвердил Оуэн.

– Хорошо. Я знаю, что это непросто. Я все время думаю о нем. Я почти не спал сегодня.

– О нем? – повторил Оуэн. – Ты имеешь в виду пугало или Дуэйна?

Коннор пожал плечами.

– Обоих, на самом деле. Я так и вижу голову Дуэйна с оторванной челюстью, с этим языком и глазами…

– Хватит! – приказал Кори. – Мы поняли. Мы все там были.

– Мы не можем вот так бросить его труп на поле, – сокрушенно сказал Оуэн.

– А что ты предлагаешь? – огрызнулся Коннор. – Вернуться туда?

– Нет, но по крайней мере сказать взрослым.

Коннор повысил голос почти до крика:

– Мы уже об этом говорили, это невозможно! Никто нам не поверит, все станут задавать миллион вопросов, запутают нас, снимут репортажи, и в конце концов нас так измотают, что мы скажем уже что угодно, будем обвинять друг друга, и все кончится пожизненным сроком в тюрьме! Ты этого хочешь?

– Но мы ничего не сделали! – возмутился Оуэн.

Кори кивнул на Коннора.

– Он прав. С копами никогда не знаешь чем все кончится. Если попадутся хорошие, все будет в порядке, но если отстойные, то нам конец.

– Мы даже не знаем, что это было! – нервно сказал Коннор, невольно обнаруживая свою хрупкость. – Может, это не пугало, а переодетый маньяк.

– Мы это уже обсуждали, – напомнил Оуэн напряженным голосом. – Ты отлично знаешь, что это не был наряженный человек. Это невозможно. Мы видели его вблизи, внутри тыквы ничего не было! И у него отовсюду лезли черви, и вдобавок эта вонь! Нет, конечно, нет!

При этих словах Чад поднял голову и сказал охрипшим от слез голосом:

– Я видел, что у него внутри тыквы. Что-то вроде свечения. Или скорее какое-то мерцание, еще темнее, чем тень, в которой он стоял, медленная спираль, что-то древнее и зловещее.

Его выслушали с трепетным вниманием, а потом Коннор отозвался:

– Даже не сомневайтесь: если взрослые об этом услышат, нас запрут в психушку. И вообще, может, Кори прав и в воде были какие-то наркотики, и это что-то вроде массовой галлюцинации…

– Это была не галлюцинация, – возразил Оуэн. – Мы бы тогда не могли видеть одно и то же. И кто тогда убил Дуэйна? Мы, что ли?

– Нет…

– Тогда хватит нести всякую чушь!

Оуэн разозлился не на шутку, и его тон заставил всех на некоторое время замолчать. Они шли под тенью нависавших над дорогой ветвей.

– Мне от всего этого стремно, – наконец признался Коннор куда более миролюбиво.

– Мне тоже, – отозвался Оуэн.

– Если честно, я и сам понимаю, что это не наркотики, я так сказал просто чтобы… Ну, это было глупо, я понимаю. Но должно ведь быть какое-то объяснение.

Кори, стараясь всех примирить, поспешил заключить:

– Мы все представляем, что такое ком в горле. Когда невозможно сказать ни слова (он покосился на Чада). И мы сейчас чувствуем себя опустошенными. В любом случае, никто не собирается обращаться к полицейским. Особенно учитывая, что мы притащили с собой огнемет и арбалет. Они посмотрят на всю эту смятую кукурузу и решат, что мы пытались сжечь Дуэйна!

– Я бросил там арбалет. Если его найдут, на нем мои отпечатки.

– И что? – ответил Коннор. – У тебя же не было дел с полицией. У них нет твоих отпечатков! Не станут же они снимать отпечатки у всех подростков в городе и округе. Плевать на арбалет.

Коннор наклонился, чтобы подобрать пару камней, и машинально бросил их в сторону папоротников. Он был погружен в свои мысли. Оуэн это заметил и решил перейти прямо к делу:

– О чем ты хотел с нами поговорить?

Коннор прикусил щеку. Ему было трудно выразить то, что его беспокоило. Он прошел несколько шагов молча, потом, отшвырнув последний камень, произнес:

– Вчера, когда мы были в овраге, еще раньше, чем мы решили оставить все это в совершенной секретности, ты сказал, что мы были не одни. Ты правда так думаешь?

Оуэн неуверенно покачал головой.

– Ну, это возможно. Во всяком случае, вы сами видели, этот монстр совсем растерялся, когда пытался пойти за нами в овраг.

– Его штормило, как старого пьяницу! – ухмыльнулся Кори.

– Эта тварь не смогла за нами пойти, – продолжал Коннор. – Вчера ты сказал, что он как будто боролся с собой, с каким-то противников внутри себя. Так что о’кей, пусть это не переодетый чувак, но что, если это аппарат на дистанционном управлении?

– Это как? – спросил Кори.

– Насчет внутренней борьбы: как если бы он отошел слишком далеко. Может быть, есть какая-то база, батарейка или уж я не знаю что, и если уйти слишком далеко, то все перестанет работать, ну как с дроном, когда отправляешь его за пределы дистанционного управления.

– Думаешь, это робот? Но мы видели, как он горел… Там внутри была солома, а не схемы или провода.

Коннор пожал плечами и шумно сглотнул.

– Я знаю, но все равно…

Очевидно было, что он пытался притянуть все к какой-то рациональной версии, пусть неумело и сам не веря в свои слова.

Чад шмыгнул носом и сказал:

– Нет. Пугало приходило к нам домой, а это дальше, чем овраг, если считать от его столба.

– При этом оно уже не первый раз не смогло пойти за нами в овраг, – напомнил им Оуэн. – Когда оно за нами бежало, в тот день, когда я его увидел, он туда не дошел. Думаю, что дело не в нем, а в овраге. Там действует какая-то сила, которую он не переносит.

– Типа невидимых лучей? – предположил Кори.

– Не знаю. Но если есть черная магия, которая может оживить пугало и заставить его убивать детей, то может быть и белая магия, которая нас защищает.

– Ты начитался комиксов!

Чад поддержал двоюродного брата:

– Нет, это не так уж глупо! Мы проходили на физике закон сохранения энергии, и еще что если есть действие, то есть противодействие, это нужно, чтобы мир не рухнул.

– Бред, он и так не рухнет, он держится в космосе. Если что-то в овраге есть, это воля провидения, а мы её не видим и придумываем