— Не вижу в нем ничего необычного. Набор вагонов обычный, нагрузка средняя. Все в порядке.

— Разве вагоны не кажутся немного стройнее, чем обычно? — подсказал ему Шатера.

Глаза молодого человека еще раз скользнули по поезду, после чего он с некоторым изумлением покосился на начальника.

— Это обман зрения, пан начальник, — спокойно ответил он, — вид оптической иллюзии, возможно вызванной временным состоянием атмосферы. Сегодня в воздухе было довольно много тумана.

— В таком случае и вы, коллега должны были поддаться этой иллюзии.

— Ну, не обязательно. Определенную роль при этом играют и индивидуальные свойства наших зрительных органов.

— Хе-хе-хе, — издевательски усмехнулся Шатера, — иными словами, коллега, вы хотите сказать, что каждый из нас видит по-разному. Ладно, не буду вас уговаривать. Быть может, мое зрение немного не такое, как у других.

И подал рукой знак к отправлению...

С началом сентября отголоски происшествия разносились стихийным образом. С третьего по десятое сентября почти каждый день среди пассажиров скорого из Выгнанки

- 281 -

происходили вспышки беспочвенной паники. В момент прибытия поезда на станцию в Закличе перепуганные путешественники жались к окнам вагонов и теснились на подножках, желая как можно быстрее сойти. Несколько наиболее взбудораженных даже повыскакивали во время движения на большом отрезке перед станцией.

Кульминационного пункта паника достигла девятого сентября, когда в момент прибытия между пассажирами в одном из купе произошла жестокая драка. Несколько мужчин с поднятыми вверх тростями стали прокладывать себе путь к выходу, перед которым столпилась горстка перепуганных женщин и детей. Прежде чем поезд остановился перед перроном, были выбиты три стекла и выломана пара дверей. Изнутри вагонов доносились спазматические женские крики и детский плач. Несколько человек покатились по ступенькам вагона, получив легкие и тяжелые повреждения, двое, не считаясь с последствиями, выпрыгнули в окно. Когда поезд наконец остановился и раздраженный Дервич, повысив голос, начал допытываться о причине паники, бедняги не могли дать ему четкого определенного ответа. Беспомощные, ошарашенные, они смотрели один на другого, сваливая вину на оставшихся в вагонах. Кто-то крикнул: «Крушение!», кто-то другой: «Столкновение!» - и переполох был готов. Помощник не мог доискаться правды, несмотря на самое искреннее желание.

Только Шатере все было ясно и очевидно. Он бы даже удивился, если бы было иначе. Но на этот раз молчал и не спешил с объяснениями.

Характерной была еще и та деталь, что паника вспыхивала только в двух, всегда одних и тех же вагонах. Это были вагоны № 232 и № 135, оба из тех, что уцелели в разбитом поезде после июльского крушения и в настоящее время были включены в новый состав. Шатера, ведомый удивительным предчувствием, запомнил номера уцелевших вагонов и сразу после катастрофы записал их в станционный журнал. Ошибка здесь исключалась, ибо идентичность подтверждали его собственноручные записи. Тем не менее он никому не доверял, сохраняя подобные наблюдения для себя.

- 282 -

Ибо так было спокойнее. Дервич, ближайший к нему по профессии и общим интересам человек, был натурой трезвой и неспособной к восприятию тайных событий. Несколько попыток втягивания его в надмирные круги полностью потерпели поражение. Он бы, несомненно, высмеял его и сейчас, объявив «мнимые» явления обычным стечением обстоятельств, случайностью или выкрутившись при помощи каких-то других банальных фраз. Шатера понимал, что обречен на полное одиночество и что все это навсегда должно оставаться его личной тайной.

Тем более следовало скрывать от мира другие, еще менее правдоподобные наблюдения. В самый разгар паники из окна одного вагона высунулась дама в красной шали. Начальник сразу узнал эту женщину. Это было то же самое лицо, правда на этот раз в обрамлении черных пышных волос, которое он впервые увидел во время катастрофы два месяца назад — те же безумные глаза, тщетно ищущие спасения, те же самые нервные белые руки, судорожно вцепившиеся в оконную раму, за которой уже ждала смерть. Теперь эта женщина повторяла свою трагическую роль...

Она была так поразительно похожа на ту, погибшую, что Шатера при каждом ее появлении заходил внутрь вагона и искал ее, чтобы «наглядно убедиться». Но искал всегда тщетно. Ее не было ни в одном из купе, не было в соседних вагонах, не было нигде во всем поезде. Пани в красной шали, появившись однажды на краткий миг в окне одного из роковых вагонов, исчезала без следа...

И все же активизация энграммы была не полной. Повторение не удовлетворяло тоску Шатеры — великую, безбрежную тоску по той... светловолосой... Воспоминание о поцелуе тянулось за ним рефреном болезненного наслаждения и напоминало про эхо события...

О, губы, сладкие, девичьи. Кровожадные, алчные уста!..

День за днем выжидал появления любимой, день за днем высматривал дивное видение. Растерянные глаза его скользили по стеклам вагонных окон, блуждали по лицам пассажиров, заглядывали вглубь купе. Напрасно. Глаза не выследили даже тени возлюбленной головы, не улавливали

- 283 -

ни малейших ее очертаний. Ревнивый потусторонний мир, поглотив жертву, не хотел возвращать ее обратно...

Между тем отголоски катастрофы, видимо, иссякали. С отчаянием в сердце начальник Заклича видел, что с каждым днем повторения становятся все слабее, очертания мутнеют, размываются. После десятого сентября они стали появляться реже, сделались менее яркими, пока к середине месяца не прекратились совсем. На станции в Закличе вновь воцарились «здоровые» и «нормальные» отношения, к удовольствию помощника Дервича и радости уже совершенно изнервничавшихся служащих.

Только начальник был печален и мрачен. Ощущение безмерной пустоты и полной изоляции заполнило душу до краев и пригнуло некогда возвышенную и энергичную фигуру низко к земле. Связь с постусторонним миром оборвалась на неопределенный срок. Осталась только боль, верная спутница одиноких часов, и пожирающая душу тоска по любимой...

Тогда-то в пучинах изнуренного болезненным страданием сознания возник зародыш адского замысла. Охваченный внутренней мукой, мозг начал понимать причины пробелов и недомолвок в отголосках последнего крушения. Почему повторялись только некоторые отдельные детали? Почему активизация энграммы пропустила другие? Почему не вернулся трагический образ ее обожаемой головы?..

Может быть, обстоятельства воспроизведения были недостаточными?.. И если это так, то, может быть, их следует усугубить?..

Тут разбушевавшиеся мысли на мгновение остановились. Дрожь ужаса сотрясала все тело. Шатера колебался, прежде чем сделать окончательные выводы... Но длилось это недолго. Могущественные чары потустороннего мира преодолели барьеры угрызений совести и повлекли его за собой на пути погибели. Начальник станции решил вызвать новое крушение, которое должно было подарить ему хотя бы на мгновение видение светловолосой девушки.