— В этом ты прав, Флорентинец, — ответил Грегорио, поворачиваясь к нему. — И поэтому, прежде чем сделать это, она попыталась убить меня.

Даже Леонардо на мгновение застыл от этого заявления, я же издала судорожный вздох. Что до Грегорио, он тихо и невесело рассмеялся.

— Ах да, это несколько необычно для матери, лишить жизни собственного сына. Разумеется, я подозревал, что она попытается это сделать, хотя, признаюсь, был несколько разочарован отсутствием изобретательности с ее стороны. Она сама принесла мне его, сказав, что дарит его в знак примирения и прощения.

Язвительная улыбка искривила его губы.

— Отравленное вино… не слишком оригинальный прием, не так ли?

— Это объясняет, что произошло с собаками, — задумчиво сказал учитель. — Вы заподозрили, что вино отравлено, и напоили им собак.

Грегорио пожал плечами.

— Признаться, я не был уверен, что она пойдет на это, пока не увидел, что одна собака издохла прямо у моих ног, а другая корчится от боли.

— Та самая, которая напала на Дино и Пио, — заметил учитель. Капитан в очередной раз кивнул.

— Я не предвидел подобного исхода, иначе прикончил бы ее на месте, — он взглянул на меня, но на его лице, освещенном отблесками огня, было невозможно ничего прочитать. — Им повезло, что я случайно оказался возле конюшен, когда это случилось. Иначе, боюсь, великий художник остался бы без юного смышленого подмастерья.

Леонардо бросил на него сердитый взгляд, но спокойно произнес:

— Итак, Лидия должна была подождать какое-то время, чтобы вы успели выпить вино, и затем принять свою порцию яда, желая присоединиться к вам.

Какое-то время оба хранили молчание, и у меня против воли защемило сердце при мысли о том, что ему пришлось пережить. Я на своей шкуре ощутила, что такое нелюбовь матери, ведь моя мать всегда заботилась лишь о моих братьях. Солдат он, или нет, но, без сомнения, он не может не испытывать боли при мысли, что его мать куда больше любила свою юную хозяйку, чем собственного сына, и что она даже готова была убить его, лишь бы он не причинил девушке вреда.

Грегорио вскинул голову, словно человек, пробудившийся ото сна, в который он впал против своей воли. Он резко потер руками виски, словно прогоняя остатки сна, и снова сосредоточился на Леонардо.

— Ну что же, Флорентинец, ты получил ответы на свои вопросы, — произнес он, направляясь к учителю. — И поскольку я человек разумный, я позволю тебе и твоему подмастерью покинуть эту комнату, не пролив вашей крови. Мне будет достаточно слова, что вы больше не будете вмешиваться в мои дела… иначе может случиться так, что однажды я буду гораздо менее разумен.

— Это великодушное предложение, капитан, — спокойно ответил Леонардо, когда Грегорио остановился в нескольких футах от него. — В другое время, возможно, я бы принял его. Но есть еще кое-что, что вы нам не поведали — секрет, касающийся Катерины. Я не могу уйти, не узнав его.

Я снова увидела это в черных глазах Грегорио… ту самую холодную ярость, с которой он смотрел на священника в том соборе. Нов этот раз он не старался скрыть ее, и я боялась за жизнь учителя как никогда ранее.

— Я дал тебе шанс, Флорентинец, — с угрозой в голосе сказал он. — Все это представление перестало быть забавным, и я намерен положить ему конец. Дельфина, — он равнодушно посмотрел на меня, — когда мы закончим, я дам тебе последний шанс решить, на чьей ты стороне. Но не думай, что можешь сбежать, пока я буду занят твоим учителем. Помни о том, что я сказал тебе однажды у конюшен.

Я кивнула, кусая губы. Я не сомневалась, что стоит мне попытаться ускользнуть, чтобы позвать на помощь, последнее, что я почувствую — это его нож у меня между лопаток. Прежде чем я успею достичь Двери, я буду мертва, как та взбесившаяся собака с конюшни.

Грегорио надел свои черные кожаные перчатки, которые были засунуты за его пояс. Теперь он начал ходить кругами возле учителя, положив руку на эфес меча, но не спеша вытаскивать его. Леонардо был безоружен, я знала это… он всегда предпочитал полагаться на свою физическую силу, а не на оружие.

С опозданием я вспомнила о жезле, бывшем частью моего костюма, который я оставила в большой зале. Но даже будь он при мне, тонкий посох вряд ли смог противостоять мечу.

Леонардо, однако, не стал покорно ожидать своей участи. С той же грацией фехтовальщика, что и Грегорио, он двигался по комнате, оставаясь вне досягаемости меча. Он произнес неестественно спокойным тоном:

— Ты можешь убить меня, но знай, что я раскрыл твою тайну. Я надеялся, что ты сам мне ее поведаешь, но, видимо, это должен буду сделать я.

— Ты можешь говорить все, что тебе угодно, — ответил Грегорио, — здесь нет никого, кроме нас и твоего подмастерья, кто мог бы услышать твои откровения.

— Ты ошибаешься, Грегорио, — раздался из темноты звонкий чистый голос, — их услышу я.

Он остановился и резко повернулся. Ярость в его глазах уступила место удивлению, и он нахмурил лоб.

— Катерина?

Я тоже узнала голос. Юная графиня, все еще в своем великолепном бело-золотом платье, хотя и без короны, шагнула из темноты в круг света. На ее лице застыло выражение недоумения и огорчения: без сомнения, она слышала все, что было сказано в этой комнате.

Я поняла теперь, зачем Леонардо устроил этот фокус с парящим призраком. Пока наше внимание было отвлечено «потусторонним» явлением, он и графиня проскользнули незамеченными в комнату. Но почему он солгал мне, сказав, что графиня не придет этой ночью в башню?

Увидев мой укоряющий взгляд, он спокойно покачал головой.

— Я знал, что графиня не поверит мне, поэтому я привел ее в башню, чтобы она услышала правду из уст самого капитана, — затем он обратился к Катерине: — Вы должны были оставаться в укрытии, как я вас и просил.

— Я не желаю оставаться в укрытии и слушать эти жестокие обвинения, — ответила она, гордо вздернув подбородок, хотя ее губы подрагивали. Повернувшись к капитану, она сказала уже мягче. — Грегорио, я ничего не понимаю. Скажи мне, что происходит, прошу тебя. Какие у тебя от меня тайны, кроме той, что, видимо, я тебе совсем не нужна?

Последние слова она произнесла почти плача, но не отвела от него гордого взгляда. Его ярость уже потухла, сменившись задумчивостью. Он обратился к Леонардо:

— Давай, Флорентинец, — пожал он плечами. — Расскажи ей, если ты все знаешь… если осмелишься.

Я увидела, что учитель помрачнел, и поняла, что он уже пожалел о том, что все так далеко зашло.

— Это длинная история, графиня, — зловещим тоном начал он, — но я постараюсь изложить ее вкратце, чтобы не продлевать ваши муки. Теперь вы знаете, что капитан — сын вашей служанки Лидии. Но это еще не все. Она, вероятно, рассказывала вам о тех днях, когда она была вашей кормилицей. О том, что ваша мать умерла вскоре после вашего рождения и ваш добрый отец, охваченный горем, совсем не заботился о вас.