Брат Томас снова задумчиво почесал в затылке, явно не одобряя эту затею.

– Он не позволяет никому, кроме Луки, мыть себя. А Лука утверждает, что ему это нравится. Я не знаю, можем ли мы поощрять то, что Лука так сильно привязался к нему. Джорджио не жилец на этом свете, а временное улучшение его состояния не означает, что он проживет дольше.

– Они стали друзьями, и это прекрасно. Его смерть послужит для Луки еще одним уроком при вступлении во взрослую жизнь: он познает хрупкость и скоротечность человеческого бытия, научится благодарить Бога за тот дар, которым он обладает. Понимание того, что в мире очень многие люди, подобно Джорджио, обделены тем, что имеет Лука, сделает его добрее и смиреннее. Это пойдет ему на пользу в будущем и, может быть, приведет к тому, что он захочет принять постриг. Мы существуем в жизни этих детей лишь короткое время, а монастырь нельзя назвать естественной средой для развития человеческой личности. Таинства смерти и рождения постигаются по-настоящему только в миру. Возможность своими глазами увидеть, как Господь призывает человека в лоно свое, станет для детей хорошим стимулом к тому, чтобы в дальнейшем вести праведную жизнь. Любовь свободна, Томас, она подчиняется своим законам. Ты же видишь, что Лука очень изменился.

– В известном смысле да, – усмехнулся брат Томас. – Но я знаю, он угрожал некоторым младшим мальчикам. Он так решительно настроен заставить всех принять Джорджио, что обещает устроить трепку каждому, кто посмеет посмеяться над ним. Одного малыша он так запугал, что бедняга боится даже взглянуть в сторону Джорджио. Лука пообещал наслать на него дьявола, если тот не будет уважительно относиться к его другу…

– Дети, к сожалению, часто бывают жестокими.

– Вы всегда снисходительно относились к этому мальчику, а между тем брат Луи говорит, что он совсем забросил математику. Кстати, этот Джорджио отнюдь не таков, каким хочет казаться; я никогда в жизни не встречал ребенка с таким скверным языком. И он не стесняется в выражениях потому, что знает: братья не хотят огорчать его, боясь потерять дотации его отца. Он не ведает страха перед Господом, и, когда придет срок, всемогущий Бог не примет его с таким поганым языком и отправит назад.

– Ты знаешь, кто Джорджио для Луки? Его семья… В этом ущербном мальчике Лука нашел мать, отца и братьев… Джорджио научил его любить. Я вижу в этом промысел Божий и благодарю за это Господа.

– А кто Лука для Джорджио?

– Претворение его мечты. Лука сильный, здоровый, красивый мальчик. Джорджио защищается своим интеллектом от людей как щитом, а с Лукой он может общаться спокойно. Они прекрасно дополняют друг друга: у Луки есть сила и здоровье, у Джорджио – мозги. Вместе они одно целое.

– Как угодно, отец, но меня беспокоит то, что они слишком близки. И если они одно целое, то не станет ли утрата Джорджио для Луки слишком тяжелой? В одном человеке он потеряет сразу всех близких.

Отец Анджело сел за письменный стол и разложил на нем бумаги, давая понять брату Томасу, что аудиенция закончена.

– Я подумаю о том, что вы сказали. В любом случае, когда Джорджио покинет этот мир, я останусь рядом с Лукой. Я благодарен вам за то, что вы согласились обсудить со мной этот вопрос. Уверен, вы действовали из лучших побуждений, потому что хотели, чтобы я был в курсе сложившейся ситуации.

Брат Томас удалился с чувством провинившегося школьника, которого отчитал учитель. Не успела за ним закрыться дверь, как раздался осторожный стук в окно.

Это был Лука. Его лицо потемнело от загара из-за постоянного пребывания на свежем воздухе, а светлые волосы, остриженные коротко, чтобы на жаре не развелись вши, походили на нимб. Его глаза сияли небесной голубизной. При виде Луки у отца Анджело перехватило дыхание – мальчик был потрясающе красив. Казалось, Господь посчитал слишком совершенным это свое создание и, как художник кистью, нанес на его щеки два темных пятнышка – очаровательные ямочки, которые появлялись, когда Лука улыбался. А в эту минуту он улыбался во весь рот.

– Повозка для Джорджио готова, и мы все по очереди ее испытали. Он не упадет с нее. Вы не могли бы выйти и взглянуть на повозку?

Хотя отцу Анджело хотелось улыбнуться ему в ответ, он нахмурился и посмотрел на стенные часы:

– Ты опоздаешь на урок географии, Лука. Если завтра у меня будет время, я взгляну на нее. А теперь поспеши в класс. Мне надоели твои бесконечные опоздания. Но еще больше огорчают твои плохие оценки. Если ты не исправишься, мне придется ограничить твое общение с Джорджио. Иди.

Ямочки на щеках у Луки исчезли, и он молча кивнул. Его губы исказила злобная усмешка, когда он повернулся к отцу Анджело спиной. Тот стал собирать учебники для занятий и не видел, как лицо Луки изменилось, утратив ангельское выражение.

– Ты кусок дерьма, поганый ублюдок… – Волна ненависти и злобы накатила на него.

Брат Томас не хотел прятаться нарочно, однако, заметив Луку, который остановился в тени деревьев, он задержался. Он видел, как улыбался мальчик, разговаривая с отцом Анджело, и что потом стало с его лицом. Брат Томас не слышал, что сказал Лука, но выражение его лица потрясло монаха до глубины души.

Каролле потребовался не один год, чтобы встать на ноги после так называемой войны. Он потерял все состояние и, кроме того, часть чужих денег, вложенных в его бизнес, однако компаньоны по-прежнему были готовы иметь с ним дело. По большей части в надежде вернуть утраченное.

Обанкротившийся Каролла стал действовать активно. Он начал с самого низа: принялся распространять наркотики через сеть уличных торговцев, что давало возможность для быстрого оборота капитала. Он захватил главную дилерскую сеть в Неаполе, что позволило ему открыть новые заводы по очистке сырья во Франции. Он возобновил прежние контакты в Канаде и Бразилии, а также во Флориде. Теперь спрос у него превышал предложение, и в поисках нового источника сырья Каролла направился в Китай, где заключил два крупных контракта. Он обладал нюхом на наркотики и большой изобретательностью в том, что касалось перевозки сырья.

Палермо по-прежнему оставался для Кароллы предметом особого вожделения, а торговые компании Лучано раздражали его, как спелый, но запретный плод. Каролла хотел бы вкусить от него, однако получил хороший урок. Его раны еще не затянулись, но он знал, что чем быстрее оправится после удара, чем большую долю в своих прибылях предложит американским боссам, тем скорее наступит тот день, когда он доберется до этого плода. И тогда он поглотит его изнутри, как червь: сначала выест сердцевину, а потом доберется до кожуры. И Лучано уже не спасется. В свое время у него будет столько наличных, что любая семья в Палермо захочет иметь с ним дело. А до тех пор придется довольствоваться тем, что есть.

Приезжая в Палермо, Каролла останавливался у Лидии. В последний раз он прочел у нее письмо от отца Анджело, который сообщал об улучшении здоровья Джорджио и благодарил за щедрые дары. Каролла вдруг решил, что монах обманывает его и хочет скрыть смерть Джорджио, чтобы продолжать тянуть из него деньги. Можно подумать, что его сын в состоянии заниматься вместе с другими детьми! Они водят его за нос, и, чтобы прекратить это, следует нанести неожиданный визит в монастырь.