к разглашению цензурой. Нигде, ни у кого не было ни одного радиоприемника, власти опасались, что население будет слушать западные радиостанции. 11 июля я поехал к капитану Хаммершмидту, который вместе с ротой капитана Фритце провел поперечную линию полевого кабеля через деревню Круглое для связи с 46-м танковым корпусом. С 24-м танковым корпусом существовала только радиосвязь. Генерал-полковник Гудериан вылетел в этот день туда, чтобы лично отдать на месте приказ о форсировании Днепра и продолжении наступления.

Вечером у нас был адъютант Гитлера полковник Шмундт. Все радовались успешному форсированию Днепра и дальнейшему продвижению к Смоленску. На следующее утро 13 июля 1941 г. в 6:30 генерал-полковник Гудериан на своем командном пункте вручал Железные кресты наиболее отличившимся бойцам полка связи. Затем штаб участвовал в девятичасовом переходе. Маршруты движения неоднократно перекрещивались, выбирались обходные пути, чтобы уклониться от артиллерийского огня противника. За нами тянулось облако красно-желтой пыли. Эта польско-русская пыль забивала наши моторы и снижала их мощность, точно так же, как ив 1812 г. она наполняла легкие кавалеристов и коней, тянувших пушки, в армии Наполеона. При этом радиосвязь не прерывалась. В виде исключения мы пользовались лишь несколькими телефонными линиями, когда под вечер мы подошли к плацдарму у населенного пункта Заходы на другой стороне Днепра, перейдя реку по временному мосту.

Мы находились за передовой линией полка «Великая Германия», прикрывавшего южный фланг у Могилева. Полк вел интенсивный огонь, и, когда боеприпасы закончились и нужно было подвезти новые, Гудериан заметил: «Они не получат ничего, чтобы наконец закончился обстрел».

На следующий день командный пункт снова располагал восемью телефонными линиями связи. Три полевых кабеля для дальней связи заканчивались здесь, и армия получила одну неизолированную проводную линию. Русские безуспешно пытались отбить плацдарм. 15 июля в 13 часов штаб перенес свой командный пункт в Горки, которые только что занял полк «Великая Германия». 16 июля я отметил в своей записной книжке: «Повсюду между нашими походными колоннами появляются русские. Ликвидация повреждений на линиях связи проходит без сбоев, несмотря на дурные слухи и появляющиеся время от времени панические настроения».

29-я моторизованная дивизия взяла Смоленск. Наполеону в 1812 г., после перехода границы, потребовалось на это на 30 дней больше. В Горках командный пункт расположился в просторных классах сельскохозяйственной школы. На грядках все еще работали русские студентки. Мне посчастливилось встретить генерала медицинской службы доктора Рейтера, в настоящее время врача 46-го танкового корпуса, в прошлом – нашего замечательного дивизионного врача. Вечером мы приняли радиограмму фюрера, в которой говорилось, что генерал-полковник Гудериан стал пятым в армии, кого наградили Железным крестом с дубовыми листьями. Мы гордились вместе с ним его заслуженной высокой наградой. 18 июля для переноса командного пункта нам пришлось совершить переход, продолжавшийся с 12 до 19 часов. Мы прошли мимо одинокой могилы сына фельдмаршала Кейтеля, лейтенанта 29-й дивизии. Новый командный пункт полка в Хохлово к юго-западу от Смоленска расположился на поле, заросшем крапивой. В прошлом здесь было имение с парком. Работали мы в неимоверной тесноте, поскольку фельдмаршал фон Клюге также разместил здесь свой командный пункт главного командования армии.

С генералом Герке было легко найти общий язык, то же самое можно было сказать и о майоре Адами, командовавшем передовым батальоном армейского полка связи. Именно он широко использовал проводные линии русских. Следующие дни были крайне беспокойными. Русские под командованием маршала Тимошенко намеревались отбить Смоленск и отрезать от наших соединений плацдарм в южной части Днепровского рубежа. Наиболее интенсивный огонь велся в окрестностях Смоленска. Во время попытки прорыва со стороны русских 447-й батальон связи потерял 31 человека убитыми. Погиб командир 17-й танковой дивизии генерал Карл риттер фон Вебер. Ночью бомбили. Я ходил в соседнюю роту полка связи танковых войск, где встретился с командиром батальона майором Хаммером, капитаном Реми, Шютцем, Кюном и Вилером и ел вмести с ними из полевого котла.

23 июля я посетил подполковника Канцлера в штабе 47-го танкового корпуса на южной окраине Смоленска, находившегося под сильным артиллерийским огнем. На вышке отеля «Европа» я встретил подполковника Франца, начальника оперативного отдела штаба 29-й моторизованной пехотной дивизии, который в стереотрубу наблюдал за атакой русских с северного направления на Днепровский плацдарм и корректировал огонь своей артиллерии.

Как я уже рассказывал, при первом беглом осмотре мы не обнаружили карт, на которых были бы показаны телефонные линии русских. Позднее адъютант Оберхойзера обер-лейтенант Граф Берг их все же нашел. Впоследствии при проведении операций мы весьма успешно использовали эти медные провода.

Смоленский собор не пострадал. Часть его занимал Музей безбожников. Производили впечатление стены вокруг города. Южный берег Днепра, который просматривался с северного русского берега, находился под артиллерийским обстрелом.

Привлек к себе всеобщее внимание русский бомбардировщик, аварийно приземлившийся рядом с нашим штабом. 23 июля командный пункт был передислоцирован на 50 км к юго-востоку в район между деревнями Прудки и Даньково, в сосновый бор из низкорослых деревьев. Следующие две недели мы жили в палатках, в лесу. Мы часто пользовались возможностью искупаться в реке Хмаре. Словно приветствуя нас, зенитка выстрелила, и низко летевший над нашими головами самолет был сбит. К югу от Даньково, на участке фронта полка «Великая Германия», возникла угроза русского прорыва. Поэтому находившийся в обороне 9-й корпус генерала Гейера был усилен прибывшими недавно 263-й и 292-й пехотными дивизиями. Я вспомнил те дни, когда генерал был моим учителем тактики и 2-я танковая дивизия была передана под его командование, вспомнил связистов после мобилизации в Пфальце. Теперь он подчинялся генерал-полковнику Гудериану, который в скором времени убедил его в правильности своей наступательной тактики и его метода осуществления управления войсками на поле сражения. Теперь Гейер уже не мог обходиться без радистов, от которых он хотел отказаться в начале войны.

К юго-востоку от Смоленска появилась опасность русского прорыва, здесь оборонялась 137-я дивизия. Под Ельней 46-й танковый корпус встретил сильное сопротивление противника. Корпус должен был наступать на Дорогобуж, чтобы надежно взять в клещи русских при поддержке 3-й танковой группы Гота. По мере развития военных действий понимание оперативных задач со стороны нашего командира Гудериана и командующего 4-й армией фельдмаршала фон Клюге расходилось все больше. Гудериан был нацелен на то, чтобы постоянно идти вперед. Фон Клюге все свои усилия тратил на пресечение попыток противника вырваться из кольца окружения, отвлекая для достижения этой цели большие силы, которых не хватало на передовой. Мне часто приходилось обеспечивать телефонную связь между ними, и было неприятно слышать, в каком резком тоне разговаривал фон Клюге с Гудерианом, настаивая на