Нечего лезть в чужие дела.

Иронического контраста ради приводилось и мнение его сына Реджи:

Не могу вообразить большего варварства.

Джейкоб мог.

Карта поведала, что к городку, приютившемуся между Оксфордом и Лондоном, ведет трасса М40. Джейкоб позвонил в авиакассы и, справившись о цене, зарезервировал места на завтрашний утренний рейс Прага – Гатвик и понедельничный перелет из Хитроу в Лос-Анджелесский международный аэропорт. Он надеялся, что разговор с синагогальными охранниками оправдает крюк стоимостью в 450 долларов.

Пять вечера. Джейкоб сделал добрый глоток и прикинул, не позвонить ли отцу, не сказать ли ему «Шаббат шалом», но воздержался. Наверняка Сэм спросит, навестил ли он могилу.

Я хотел.

Но там жуки.

С полным кувшином подошла официантка. Джейкоб прикрыл стакан:

– Спасибо, мне хватит.

Счет был такой (шесть баксов за пять стаканов), что на миг вспыхнула фантазия: распродать пожитки и перебраться в Прагу.

Если забыть о делах и взглянуть на город глазами туриста, Прага живая и прекрасная. Здесь начинать жизнь заново – самое оно. На руинах воздвигнем новое здание. Полиции нужны зрелые сотрудники.

Он встретит славную чешку, уговорит ее отказаться от теней для век…

Кое-что вспомнив, Джейкоб пролистал путеводитель.

Статуя ребе Иегуды бен Бецалеля Лёва (1910)

Новая ратуша, Марианская площадь

Монумент, по заказу городских властей созданный прославленным скульптором-модернистом Ладиславом Шалоуном[47], представляет ребе Лёва за мгновенье до смерти. Установка скульптуры перед общественным зданием свидетельствует о почтении, которое чехи, евреи и прочие народы питают к Лёву, оказавшему влияние на всю чешскую культуру.

Карта уведомила, что путь к синагоге пролегает мимо статуи. Конечно, это не камушек на могилу, но, возможно, фотография великого человека утешит Сэма.

Оставив щедрые чаевые, Джейкоб вышел на улицу.

Высеченная из черного камня высокая (шесть с лишним футов) фигура на высоком (пять футов) постаменте отбрасывала сюрреалистически длинную тень.

В сюжете композиции Шалоун отразил известную легенду: достигнув небывалых духовных высот, ребе обрел способность предвидеть явление Ангела смерти. День приближался, и ребе с головой окунулся в научные труды, ибо каббалистическая традиция гласит, что человек, таким манером занятый, не может умереть.

Как-то раз внучка вошла в покои ребе и преподнесла ему свежесрезанную розу. Ангел смерти воспользовался этой возможностью, проник в сердцевину цветка, и ребе, едва вдохнув аромат, тотчас преставился.

Женская фигура, приникшая к Махаралю, для внучки была слишком обольстительна и к тому же голая, что не вязалось с семейным укладом раввина.

Внушительная высота композиции согласуется с бытующим мнением о невероятном росте Лёва. Однако изображений ребе не сохранилось, и потому скульптуру следует воспринимать как плод авторского воображения.

Возможно, в свое время скульптор и пользовался успехом, но в данном произведении проглядывала некоторая небрежность: гротескно большой нос, суровая мина, фарисейски презрительный взгляд.

Смирись пред Законом!

Чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, Джейкоб достал камеру и зумом приблизил лицо статуи. Интересно, как на самом деле выглядел Лёв?

Сделав снимок, Джейкоб спрятал камеру в карман. Подобрал с земли кусочек асфальта и положил к ногам статуи. Посмотрел на него, передумал и смахнул на тротуар.

Вопреки громкому титулу начальника синагогальной охраны, Петр Вихс отнюдь не вышел ростом и предстал в синтетических штанах и летней рубашке с жеваным воротничком. Черные глаза в темных окружьях ощупали лицо Джейкоба, навеки запоминая каждую черточку, – навык охранника-ветерана.

– Вы детектив Джейкоб Лев, – сказал Петр.

Джейкоб рассмеялся:

– Наслышаны обо мне?

Улыбка Вихса напоминала тяжелый перелом: словно белые зазубрины перебитой кости пронзили кожу.

Влажное рукопожатие его как-то затянулось. Потом Джейкоб поручкался с его помощником Яиром – поджарым блондином, на вид не старше Яна, говорившим с израильским акцентом.

В синагоге, поднырнув под шнур, они, минуя кабинет ребе и двери с табличками, исполненными шелушащейся позолотой, направились к комнате с надписью «БЭСПЭЧИ/ОХРАНА».

Журнал велся на английском языке, общем для охранников. Запись от 15 апреля 2011 года поведала о белом мужчине: рост 175–180 см, вес 70–80 кг, глаза светлые, волосы темные. Очки в металлической оправе, коричневое пальто, серый костюм, черный галстук в серебристую или бледно-голубую полоску. Руку держал в кармане пальто, пальцы сжаты в кулак – возможно, был вооружен. Заметно потел, явно нервничал. Назвался англичанином, но отказался предъявить паспорт или удостоверение личности. Не смог назвать последний еврейский праздник. Сбежал после просьбы сотрудника обождать.

– Если такого я увидать в аэропорт, я поднимать тревога, – сказал Яир.

– Полицию вызвали?

Петр кивнул на потрепанный журнал:

– Это Прага. Если из-за каждого чокнутого поднимать переполох, нас перестанут воспринимать всерьез.

– А потом с вами связался лейтенант.

– Спрашивал видеозапись. Я сказал, что камеры, к сожалению, – всего лишь муляж.

– Он предлагал взглянуть на жертву?

Яир помотал головой.

– Мне сообщили днем, – сказал Петр. – Тело уже увезли.

– Предупреждаю: зрелище малоприятное. – Джейкоб подал мобильник Яиру. Тот взглянул и отпрянул. – Учтите, что у трупа меняется цвет кожи и расслабляются мышцы.

– Он без очков, – выговорил Яир. – Но да, я думать, это он.

Он передал мобильник Петру.

Чешский охранник повел себя иначе: мельком глянул на фото и экраном вниз положил телефон на стол, не ужаснувшись тому, от чего его напарник все еще сдерживал рвотные позывы.

Воплощенное безразличие, Петр Вихс невидяще смотрел перед собой.

Джейкоб заерзал. Опыт подсказывал, что чем больше взвинчен человек на допросе, тем меньше вероятность его вины. И наоборот: самые злодеи дремлют, уронив голову на грудь. Им говорить не о чем.

– Что скажете? – спросил Джейкоб. – Тот самый?

Петр пожал плечами:

– Не поймешь.

– Может, еще разок глянете?