— Так бы и сказал. То есть ты обманул мага мнимыми амулетами древних?

— Да нет же. Я сказал, что знаю, где амулеты, а все остальное он уже сам придумал, я только помогал ему немного. Он даже не догадался, что мои слова нужно понимать по-другому..

— Я вот тоже не догадался. Даже сейчас не понимаю, где спрятаны амулеты. Запутал ты меня.

— Вам это лучше не знать.

— Скорее всего ты прав. До прорвы еще далеко?

— Точно не знаю, я ведь никогда здесь не был.

— Уверен, что не заблудишься?

— Лэрд Далсер хорошо описал дорогу. Мы совсем чуть-чуть не дошли до трехглавого холма. С его вершины завтра увидим долину, она начинается у подножия южного склона.

— Та самая долина?

— Да.

Преподобный долго молчал. Дирт даже подумал, что тот уснул так же, как громко посапывающий Мади, но Дэгфинн лишь сменил тему:

— Нас хорошо охраняют. Ты даже в одиночку не убежишь, а с нами тем более.

— Я пытался перетереть веревку, но вы же видели, что из этого вышло.

— Говорил ведь тебе, что они проверяют путы время от времени. Хорошо, что не наказали тебя за такое. Агнара эти мрази чуть не убили, когда заметили.

Дирт невесело усмехнулся:

— Они знают, что во мне течет кровь, которой даже нынешний император похвастать не может. Меня не очень-то уважают, а вот ее — да.

— Когда мы спустимся с холма, скорее всего умрут все. И ты в том числе. Прорва не любит гостей. Уверен, что хочешь этого?

— А вы?

— Я не передумал.

— У меня… я попытаюсь… — Дирт запнулся и совсем уже на грани слышимости продолжил: — Я попробую спастись. Там, внизу. У меня, возможно, есть шанс.

— А у нас?

— У вас точно нет. Да и за себя у меня никакой уверенности. Не могу все рассказывать, но лэрд Далсер не успел меня научить тому, чего хотел. Он рано…

— Не рассказывай. Не буду знать, не выдам тайну. Если у тебя есть шанс, используй, о нас не думай. Надо оставить их там. Всех оставить.

— Постарайтесь быть рядом. Схватите меня, обнимите, прижмитесь. Может, и получится.

— Что получится?

— Спастись. Я, правда, в этом не уверен. Ни капли не уверен. Да я ни в чем не уверен…

— Что за шанс такой? Может, все же намекнешь? Прорве ведь все равно, какая кровь в твоих жилах, она всех подряд принимает одинаково. Что ты задумал? Может, я чем-то помогу?

— Вам и это лучше не знать. Сами ведь понимаете.

— Ясно. Дирт, не знаю, как там все обернется, но если получится, если будет хоть какой-то шанс, хоть что-то, спасай Мади.

— А вы?

— Я уже умер… вместе с Хеннигвилем, а вот у мальчика жизнь только начинается. Помню, что вы непросто относитесь друг к другу, но сейчас не время вспоминать детские обиды.

— Нет никаких обид. Я сделаю все, чтобы его спасти. Обещаю.

— Вот и хорошо. Но если это будет угрожать твоей жизни, не спасай. Даже не пытайся. Ни Мади, ни я не стоим такого риска.

— Зачем вы это говорите?!

— Я лучше тебя знаю, что говорить. В тебе дурная кровь, но ты воспитан почти как полагается. Ты слишком долго жил с нами и уже не вырастешь таким чудовищем, как многие из твоих проклятых родственников. Мне хочется верить в это. Да мне и верить-то больше не во что…

— Не говорите так. Хеннигвиль — это еще не весь мир. Вы обязательно найдете тех, кто будет слушать вас. Ваши проповеди.

— Дирт, вся моя жизнь — это быть тенью отца. Ты помнишь его?

— Нет. То есть помню, но очень смутно. Он ведь умер, когда я был совсем мелкий. Помню, как вымок в холодной воде, помню камни на берегу и то, как ваш отец пришел с толпой хеннигвильцев, вышел вперед и начал разговаривать с лэрдом Далсером. Вот и все, что в голове осталось.

— Я тебе даже завидую. Завидую тому, что ты все забыл. Иногда хорошо быть просто ребенком. А я последние годы только и делал, что пытался вырваться из ловушки памяти об отце. Но люди, которые привыкли за ним идти… Эти люди, будто каменный якорь. Что бы я ни придумал, как бы ни пытался вывести их с дороги, где нет ничего, кроме езды по кругу, ответ мне был один: «А ваш отец говорил совсем другое». Понимаешь?

— Нет.

— Мой отец был хорошим человеком, но он основал Хеннигвиль не там, где следует. Он почти все сделал не так. Плохо, когда в человеке остается всего одно чувство, но втройне хуже, если это чувство — страх. Он слишком сильно боялся и заразил своей боязнью всех нас. Но не успокоился на этом, а начал придумывать все новые и новые страхи, окружив селение стеной ужаса. Обидно… Он ведь был очень сильным человеком, если сумел заставить всех считать свой мирок единственно пригодным для жизни. Но этот мирок оказался слишком мал, он не мог вместить многих, и потому у нас не было будущего, спайдеры лишь приблизили неминуемый конец. Но это их, разумеется, не оправдывает. Кто знает, не случись этого, может, я со временем сумел бы увести Хеннигвиль с дороги, по которой нет смысла ездить. Дирт, убей их и постарайся при этом спастись. Получится спасти Мади — хорошо; не получится — не слишком расстраивайся. Думай в первую очередь только о себе. Запомни, тебе теперь часто придется убивать и обрекать на смерть других, в том числе близких. Таков твой путь. Если не свернешь с него, возможно, станешь императором. Свернешь, повторишь судьбу своего отца.

— Я не собираюсь становиться императором.

Преподобный усмехнулся:

— Ты всерьез думаешь, что кому-то интересны твои желания? Есть дороги, которые выбирают тебя, а не наоборот. Дороги, ведущие на самые вершины, обычно такие. Стоит сделать шаг, пусть даже случайный, и они сами несут тебя.

Дирт покачал головой:

— Чтобы стать императором, надо сделать не один шаг, и случайных среди них не будет. Чуть ли не все мечтают сидеть на троне, но место там лишь для одного.

— Твои слова лишь подтверждают сказанное мной. Уверен, что твой отец ни разу о таком не задумывался. Дорога не любит тех, кто не желает шагать. Она их сбрасывает на обочину. Так в итоге и вышло.

— А каким он был, мой отец? И мама?

— Не знаю. Лэрд Далсер о них никогда не рассказывал.

— А сами ничего не слышали?

— Нет, Дирт. Дмарты не интересуются делами владык мира, ты же знаешь.

— Знаю.

— У тебя еще будет возможность отыскать тех, кто помнит твоих родителей. Это, конечно, если не дашь убить себя завтра.

Холм лишь издали казался ничем не отличающимся от обычных, хотя отсутствие на нем леса казалось странным. Но когда отряд начал подъем, выяснилось, что и травы на нем практически нет. Лишь местами росла, мастерски прячась среди черных ноздреватых камней, подернутых зеленоватым налетом. Именно из-за него издали было непросто догадаться, что растительность здесь, мягко говоря, не впечатляет.