Когда-то сей храм кино гремел славой, заслуженно гордясь огромным залом, кафе-мороженым на втором этаже и широким экраном в двести квадратных метров. Но всё проходит, прошло и это. Теперь здесь не показывают фильмов — невыгодно. А ведь сто лет назад лидер русской революции вел разговор не о барышах! И предлагал не пенки снимать: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Когда речь идет о влиянии на массы, трудно возражать вождю.

Впрочем, даже в страшных снах Владимиру Ильичу не могло привидеться, что кино это будет сплошь заграничное. Бездуховное рубилово с Джоном Рембо в полной красе, а не торжество блокбастеров уровня «Чапаева». Такой вот выверт отмены идеологии с беззастенчивой пропагандой буржуазного образа жизни. И более всего удивительно, что умерло и это киноискусство — пошло ко дну ледоколом «Титаник».

Завсегдатаи интернета шепотом поговаривали, будто внутри «Ростова» еще теплится жизнь. Вроде там идет отличная от кино движуха, почему-то именуемая культурной, а не загробной. Новый хозяин здания всячески поддерживал мутные слухи, мол, вместо кинотеатра открылось уникальное арт-пространство под видом коворкинга. И там, внутри — полно культурности. Вот только одним из проявлений коворкинга стала сезонная распродажа белорусской обуви и ивановских трикотажных трусов.

Куда катится этот мир? Создается впечатление, что даже боги сие не знают. Выйдя из неброского автомобиля «БМВ», полковник Подопригора выпрямился в полный, более чем двухметровый рост. Повел плечами, но потягиваться не стал, просто отбросил глупые мысли и взглянул на часы. Точность — вежливость королей, и это удалось, несмотря на пробки! Удовлетворенно кивнув себе, начальник Центра по борьбе экстремизмом неспешно огляделся.

Никаких проблем не наблюдалось, по тротуару текла обычная городская толпа. Разношерстное многолюдье, разбавленное хулиганами на самокатах, вызывало привычный вопрос: откуда их столько? Не самокатчиков, нормальных людей. Потому что не очень похоже, что одни устало тащатся с работы, другие же спешат по вторую смену. Впрочем, если не придираться, то глаз радовали короткие юбки, которые прекрасно сочетались с весной. А снующие в разные стороны доставщики еды подтверждали тезис, что жизнь продолжается. Как ни крути, «а жизнь моя течет, течет и катится, течет и катится ручьем и колесом».

Полковник Подопригора оставил без внимания коворкинг с белорусской обувью, а также стремительные марш-броски электрических самокатчиков. На ходу подтягивая черные джинсы «Босс», он направился по диагонали — прямиком в чайхану, что распласталась на краю площади.

Приземистое здание так и называлось: «Чайхана». Незатейливая вывеска двойного толкования не допускала, вроде бы русским языком написано предназначение. Но для иностранных гостей по стене пустили лайтбокс с крупными буквами перевода: «Lounge Cafe». Типа, заходи, дружок, расслабься. Посиди, покури кальян. В конце концов, поюзай свой личный парогенератор под кофеек с коньячком. И заплатишь дороже, чем в других местах, потому что релакс денег стоит.

На стеклянной входной двери болталась яркая табличка «Закрыто», которую для надежности дублировал крепкий вратарь в костюме. Решение верное, потому что наш народ любит подергать закрытую дверь. После чего как-то проникнуть внутрь и удивленно поинтересоваться: «А вы что, не работаете?».

Сейчас же желающих полной расслабухи не наблюдалось. Полковник оказался единственным человеком, стремящимся в чайхану, и это удалось с ходу. Костюмированный мужчина молча распахнул дверь, впуская гостя, а затем щелкнул замком за его спиной. И нерушимой скалой замер снаружи в позе морского пехотинца USMC — ноги на ширине плеч, руки сомкнуты за спиной, голова гордо поднята.

Ничего похожего на чайхану полковник внутри не обнаружил. Ни достархана тебе, ни ковров, ни разбросанных везде парчовых подушек. Не было даже тихой музыки и танцовщиц с голыми животами. Весь интерьер составляли деревянные столы и массивные стулья — обычное убранство забегаловки с претензией на солидность. Поэтому Подопригора снимать обувь у порога не стал, а прошел в угол, где расположился единственный посетитель заведения. Перед ним стоял пузатый стакан с чаем и несколько розеток с медом, вареньем, кусковым сахаром, а также просто засахаренными фруктами.

Где-то вдали тонко пропикало, и торжественный голос диктора объявил: «Московское время пятнадцать часов. В Петропавловске-Камчатском — полночь».

— Здравствуйте, уважаемый Гасан Рамизович, — сказал полковник, присаживаясь напротив. На стол он выложил сжатые кулаки нехилого размера, с пивную кружку каждый.

Пожилой мужчина вежливо поздоровался в ответ. С его характерной восточной внешностью как-то не вязался пресловутый ярлык «лицо кавказской национальности» — лицо это отражало явный интеллект. Бородка мужчины была аккуратно стрижена, щеки гладко выбриты, рубашка богата, только вот прожитые годы все эти приемы скрывали плохо.

Седой как первый снег, но всё еще крепкий, вставать он не стал. Вместе с этим, приложив руку к груди, предложил покушать, что душа желает. Меню лежало на столе, полковник взглянул. Там значился стандартный набор: суп с тефтелями кюфта-бозбаш, пельмени хингял, шашлык шиш-кебаб, каша кускус, голубцы системы долма, шах-плов с бараниной и вездесущая шаурма.

Подопригора пожал плечами, а сухой старик со значением в голосе произнес:

— Люди старались, готовили. А, Сан Саныч?

Как по мановению руки рядом с ними возник чайханщик в переднике — круглолицый, плотный, но не толстый. Он приветливо улыбался.

— Я бы с удовольствием поел, только некогда, — в голосе полковника сквозило искреннее сожаление. — Однако с собой возьму по три порции всего, кроме супа и шаурмы. Боюсь, жидкое разольется, а шаурма не полезет — приелась по будням.

Чайханщик кивнул, выставляя новые вазочки и блюдца с лепешками:

— Доставим, куда скажете.

— Не надо доставлять, вон моя машина стоит, — полковник показал пальцем в окно. — Водитель примет.

— Чай черный, красный или зеленый?

Старик пил черный, поэтому Подопригора счел разумным двигаться в потоке:

— Пожалуй, не воздержусь от черного.

Для восточного человека чаю испить — только предложи. В любое время будет в самый раз. Чай на столе означает, что жизнь еще не закончилась, и по правилам азербайджанского этикета любое застолье начинается с чая. А когда очередь доходит до десерта, снова подают чай. На Востоке часто повторяют: «Страсть, которая всегда с тобой — это чай. Если хочешь — есть чай, если любишь — есть я, а если уходишь — есть путь».

Зная правила, Подопригора подцепил на ложку орех в меду, посмаковал, потом откусил кусочек пахлавы. Так можно, говорить сейчас не его очередь. Ощутив сладость, он пригубил янтарной жидкости из пузатого стакана армуду. Такой сосуд в Турции зовется «бардак», а хитрая форма посуды позволяет сохранять оптимальную температуру чая.

Это важно, потому что старик начал издалека. В рамках программы «жирна