— Ага… Слышь, Василий! Там бандюков всего четверо, пятая — атаманша, Ирина.

— Да слышу, — улыбнулся опер. — И сам хотел спросить… пятеро, значит. Плюс — те, кто приедут. Водитель и охрана. Думаю, пара человек при автобусе точно будут… А может, и нет — может, своими силами обойдутся. Да и водитель — не факт, что при делах. Вполне могли нанять втемную.

Борис, боярич Борис!

Ну надо же…

Михаил все никак не мог поверить. Впрочем, Борис — не Борис, — а все равно надобно выручать пленников.

Когда впереди, за холмом заблестело большое озеро, путники невольно прибавили шагу. Вечерело уже, и солнце скрылось за дальним лесом, и небо быстро становилось низким, непрозрачным, синим, в лесу — так и совсем уже было темно, правда, дорожка уже пошла по пустошам, вдоль озера, а впереди, на холме, вдруг вспыхнув, словно волчьи глаза, сверкнули огни деревни.

Веселый Ганс улыбнулся:

— Ну, слава богу, хоть тут электричество есть. Деревня-то жилая, думаю, в какой-нибудь избе и телефон найдется…

— Дорога! — когда подошли к деревне, предостерегающе выкрикнул Михаил, показывая рукой на большую горку… по которой, натужно рыча двигателем, поднимался желтый школьный автобус. Лучи фар шарили по дальним соснам, поднимаясь к синему, быстро темнеющему небу.

— Эх, — разочарованно выдохнул Веселый Ганс. — Опоздали! Теперь одна надежда — на Серегу… Да — сейчас позвоним.

Он кинулся наперерез вышедшей на улицу старушке:

— Бабушка, в какой избе телефон?

— А вон… — Старушка показала, куда идти и повернулась к Мише с Трофимом. — Эко, мокрой-то какой… и босиком… В ройке, что ли, перевернулись?

— Ну…

— Вижу, что ну…. Парнишка-то совсем замерз. А ну, пошли-ка ко мне в избу.

— Да неудобно…

— Пошли, пошли… Ужо чайку горяченького попьете… Да и окромя чайку чего-нибудь есть…

— Вася, мы в избу, — крикнул Михаил вослед уже стучащему в окно крайнего дома оперу.

Тот махнул рукой — мол, слышу. Ему навстречу как раз вышел из избы какой-то кудлатобородый дед…

— Здравствуйте! Мне позвонить бы…

В избе Анны Осиповны — так звали гостеприимную старушку — оказалось тепло и чисто. Жарко натопленная печь, домотканые половики, ситцевые занавески. Посреди горницы — большой овальный стол, в углу — старый ламповый радиоприемник и цветной телевизор «Рубин», как тут же не преминула похвастаться бабушка — подарок дочери.

— Ну, что встали? Проходите к столу, садитесь…

Попили чаю с местными ржаными лепешками с картошкой — калитками, Анна Осиповна еще угостила белым и красным киселем, разваристыми щами с мясом, капустником и бутылкой мутного самогона.

— Зять с дочкой на выходных были, вот, осталось, — усаживаясь рядом, пояснила старушка. — Ну, будем, что ли?

И налила самогон в голубые толстостенные рюмки. Трофиму — тоже.

Миша было запротестовал:

— А…

— Парень большой — можно немножко-то, — хитровато прищурилась хозяйка. — Чай, в гостях воля-то не своя.

Вот уж — не своя — точно!

Отрок конечно же поперхнулся, аж до слез и потом уже опасную жидкость не пил, с видимым удовольствием пробавляясь калитками и чаем. А Михаил не отказывался — кто их, местных вепсов, знает? Откажешься — кровная обида!

— С города, чай? — улыбалась хозяйка.

— Да, из Петербурга.

— Из самого Ленинграда? И чего вас сюда тянет?

— Охота у вас знатная… рыбалка…

— Это уж да. Машина-то где у вас?

— На турбазе.

— Хо! — старушка удивленно поставила стопку. — Это на Долгом озере, что ль?

— Там.

— И как же вы туда доберетесь? Босые да мокрые?

— Так…

— Ну сеночь-то ночуйте… Постойте-ка…

Покопавшись за шкафом, хозяйка вышла в сени и вскоре вернулась, неся в руках старые кроссовки, джинсы и свитер:

— А ну-ко, померь, парень. Должны подойти — внуковы. Померь, померь, что сидишь?

Трофим, конфузясь, зашел за занавеску, переоделся — джинсы оказались тесноваты, зато кроссовки пришлись вполне впору — Миша самолично завязал шнурки и улыбнулся:

— Ну, теперь хоть куда!

По телевизору начался какой-то утомительный сериал, и гости уже начали подремывать, когда в избу заявился Василий, несколько утомленный, но довольный.

— Дозвонился, — здороваясь с хозяйкой, радостно пояснил опер. — До местного отделения милиции, тут недалеко, километров с полсотни. Обещали помочь, выслать на перехват наряд.

Хозяйка, Анна Осиповна, конечно, предложила чайку. Василий чаек выкушал, а от чего покрепче — отказался.

— Местным сказал — пусть, ежели что, водилу моего сюда отправят. Так что — дождусь, да за дела. Могу и вас с собой захватить. — Опер все ж таки махнул стопку, правда — одну. Заел калиткой, да пояснил, что обошел уже всю деревню в поисках хоть какого-нибудь транспорта, так и не нашел — выходные давно закончились и все, кто приезжал навестить своих, ясное дело, уехали. Идти же километров пятнадцать пешком… не было не то что желания — смысла. Покуда дойдешь — часа три, как минимум — только к шапочному разбору и явишься.

— А паренек-то ваш, вижу, в сон клонится, — кивнув на сопевшего носом Трофима, хозяйка вышла из-за стола. — Посейчас, направлю постелю.

В этот момент в сенях послышались чьи-то шаги, дверь — по-деревенски, без стука — открылась, и на пороге возник тот самый кудлатобородый дед, из той самой избы, куда ходил звонить опер.

— Здорово, Осиповна. — Дед подсел к столу и обрадованно уставился на бутылку. — Так и знал, что милиция у тебя.

— Ох. — Старушка подбоченилась, — знал он. Выпьешь с нами?

— А как же! Грех обижать.

— Только больше не проси, нету.

Она ловко налила стопку деду, ну а заодно и всем остальным.

Чокнулись, выпили, закусили…

— Ты, Федор, зачем пришел-то? — строго поглядев на нового гостя, поинтересовалась хозяйка. — Просто так, аль с делом каким?

— Дак, с делом, с делом, — дед повернулся к Василию. — Тут с Пашозера звонили, милицией назвалися… какого-то капитана спрашивали… сказали — перезвонят минут через двадцать.

— Перезвонят?! — Веселый Ганс резво вылетел из-за стола. — Так пошли, пошли, дед… я ж — капитан и есть.

— Да ты иди, иди, — дед Федор хитровато прищурился. — Я ведь избу-то сноровку не запер… Сыщешь? Не заплутаешь?

— Да не заплутаю, — опер в единый миг вылетел из избы, и слышно было, как побежал по улице.