— Изгой собственного клана… — пробормотал я, рассматривая картофелину на вилке. — Как же мне это знакомо…

— Ну, вот видишь. — кивнула Ника. — А ты боялся, что что-то может пойти не так. Тетя Фона она даже не в курсе новостей о клане. Насколько я знаю, последние несколько лет все ее мысли сосредоточены исключительно на академии и ее процветании. Она вроде бы даже из кольца не выбирались ни разу за последние пять лет, трудоголичка, понимаешь ли.

— Топит себя в работе. — усмехнулся я. — Старается не вспоминать предательство собственного клана… Кстати, а может ли реадизайнер покинуть клан?

— Официально — нет. — Ника пожала плечами. — Ведь клан это… Просто общая фамилия, по сути. Ну, некоторые небольшие плюшки вроде той самой паутины, по которой передаются самые важные сигналы. По сути, клан это генетическая линия. Как ты от нее избавишься?

— А как люди переходят в другие Линии? — парировал я.

— Ну, мутации. — Ника пожала плечами. — Если предположить, что за склонность к реадизу отвечает какая-то комбинация генов, которая у части людей есть, а у части людей ее нет — эта идея становится очень даже убедительной. Мало того, есть целая теория, утверждающая, что реадизайнеры это, по сути, новый вид существ, который превосходит людей и который появился в ходе естественной эволюции как ответ на угрозу даргов. Впрочем, никакого толкового подтверждения этому пока не нашлось. Правда, опровержения тоже — живые реадизайнеры не позволяют себя резать, а мертвые, после выброса праны, ничем не отличаются от обычных людей.

— А если меня определят по итогам первого курса в клан Ратко? Ты говорила, туда пошлют запрос о моем вступлении? Есть вероятность, что меня примут?

— Ты какие-то странные вопросы задаешь. — Ника прищурилась. — Имей в виду, принадлежность к одной Линии формально не защищает реадизайнеров друг от друга. Мало того, история даже знает парочку дуэлей между единокровками и даже одно убийство внутри клана.

— Не переживай, я для общего развития интересуюсь. — успокоил я Нику.

— Если патриарх согласится тебя принять, то вступить ты сможешь. Но Себастьян, как пить дать, узнает о твоем желании вступить в клан раньше, и, боюсь, выложит всю ситуацию патриарху. Тогда, конечно, тот моментально зарубит твою заявку. Как минимум потому что ты еще неизвестно, что за хрен, а Себастьян — проверенный и давно зарекомендовавший себя член клана.

— Бешеный шакал, а не член клана. — ухмыльнулся я. — И сынки его шакалята.

— Шакал не шакал, а свой кусок мяса в общий котел клана он приносит. — Ника аккуратно промокнула губы салфеткой. — И за это его ценят. В Ратко вообще чем ты агрессивнее и неуравновешеннее, тем лучше. Парадокс, но в клане, у которого меньше всех реальной силы, именно эту силу и ценят превыше всего.

— Если так, то они бы не сослали Персефону. — заметил я. — Наоборот, ходили бы под ней, не смея возразить.

— Персефона женщина. А в кланах издревле сложилось, что патриарх всегда мужчина. И слово патриарха всегда превыше слова любого другого члена клана. Если бы это было иначе, тогда да, под руководством Персефоны клан Ратко стал бы милейшими пушистыми белыми овечками, которые с превеликим удовольствием помогали бы всем чуть ли не задаром. И, как ни печально это признавать, с такой линией поведения они скоро бы вымерли, выброшенные со всех возможных рынков. Слабые не выживают. Если ты слабый, но создаешь впечатление сильного — выживаешь. Если ты сильный, но создаешь впечатление слабого и не желаешь проявлять свою силу, как Персефона — опять же не выживаешь.

— Пока что вроде выживает. Хотя, конечно, жить в постоянной изоляции, никуда не выбираясь, топя себя в работе… Кем надо быть, чтобы находить для себя столько работы?

— О, это очень просто. — улыбнулась Ника. — Всего лишь заместителем директора.

Наверное, Ника специально ждала, когда я все доем, прежде чем выдать эту замечательную новость. Если так, то ее расчет сработал безукоризненно — если бы она сообщила, что Персефона Ратко уже видела меня, и я видел ее, то аппетит мой… Ну не пропал бы, конечно, насовсем, но отбило бы мне его знатно, и вряд ли я смогу бы так же от пуза наесться, как сейчас.

А сейчас… А сейчас жертвой новости стала лишь последняя картофелина, которую я после услышанного положил на тарелку и больше к ней не притронулся.

Впрочем, к тому момент обед уже заканчивался. Блюда почти опустели, как и тарелки студентов, и все чаще звон столовых приборов прерывался не на короткую паузу, необходимую, чтобы прожевать и проглотить, а уже насовсем.

Один только мой сосед напротив, казалось, не собирался останавливаться — перед ним на тарелке лежало еще два пирожка, и еще один он поглощал прямо сейчас.

Я поднял голову и быстро огляделся. Ни директора, ни кого-то из преподавателей видно не было, в том числе и Чел, к которой у меня еще оставались вопросы. Надо думать, у них какое-то организационное собрание, что ли…

Тогда я перевел взгляд на Нику:

— Что теперь?

— Ну вообще, теперь заселение. — Ника улыбнулась. — Для нас, в смысле. Остальные-то здесь уже давно, и успели заселиться.

— И куда нам заселяться?

— А это мы выясним у коммендантов общежития. Так что если ты закончил, то вставай и пойдем. Вот, некоторые уже потянулись на выход.

Ника кивнула на несколько пустых мест за столами, на которых совсем недавно еще сидели студенты.

— А они куда? Ну, если они уже заселились? — нахмурился я.

— Да кто их знает? — Ника пожала плечами. — Гулять, тренироваться, на реку, может. Сегодня свободный день, занятия начнутся только завтра. Сегодня последний день свободы, так сказать.

— Мы вроде в академии, а не в тюрьме. — хмыкнул я, вылезая из-за стола. — Или я опять не в курсе чего-то?

— Да всего ты в курсе. — махнула рукой Ника, выбираясь тоже. — Просто, может, немного не так воспринимаешь все, что происходит.

Я подождал Нику возле распахнутых дверей и пошел следом за ней по зеленеющему саду:

— Ну так объясни, что я не так воспринимаю?

— Ну, если посмотреть вокруг, то академия кажется таким… райским местечком, чуть ли не курортом. — Ника обвела вокруг себя рукой. — Теплая река, цветущие сады, много вкусной и разнообразной еды… Так оно все выглядит на первый взгляд.

— А на второй? — напрягся я.

— А на второй… Ты заметил, что множество студентов даже глаза на директора не поднимали?

Я мотнул головой:

— Не вглядывался. Я сам смотрел на директора.

— Как и все первокурсники. — кивнула Ника. — Для них это все в новинку и попадание в академию кажется прямо-таки праздником. На самом же деле, эта академия — все равно что военная школа. Здесь не учат, здесь тренируют. Каждый день проходит в соответствии со строгим распорядком. Когда надо — подъем, когда надо — такие-то занятия, когда надо — другие занятия. Строго выверенные по времени приемы простой и незамысловатой пищи, отбой в определенное время. Это и есть правила академии, о которых говорил директор. И во время первого обеда первокурсники ничего это не знают. Конечно, им рассказывают о том, как обстоят дела в академии те, кто из нее возвращаются на каникулы, или совсем… Но представь себя на их месте — если бы тебе рассказали подобные бояки об академии и ты ехал бы сюда немного напряженным, но потом увидел бы, как тут все красиво и как тебя принимают на уровне самого высокого гостя — поверил бы ты тем рассказам?