любовь, свободу в творчестве, возможность пробовать все, что захочу, переживать практически любой опыт, принял чувство ответственности за чудесный мир. И, конечно, обрел свободу.

Шлем и костюм стали крыльями, которые вознесли меня в рукотворный рай, и с этой высоты было слишком больно смотреть вниз, на землю, в которую мне предстоит однажды вернуться.

Я наблюдал, как компания из пяти человек выходила из бара. Их лица были безмятежны и лишены тревоги о вчерашних поступках и завтрашних тревогах. Они умели жить в текущем моменте.

Нельзя было не находить ироничным тот факт, что все рожденные здесь люди, хоть и подчинялись законам, которые я создавал, на самом деле были куда свободнее меня, и будущее их было куда более радужным. Они проживут тут еще очень, очень долго, даже после моей смерти. Отключение сервера за неуплату ничего для них не изменит — вход сюда закроется, но все они продолжат быть частью одного большого истинного мира.

Глядя в мощный бинокль, я вдруг заметил что-то знакомое. У палатки с фруктами на правом берегу маячил знакомый серый сюртук.

Мой утренний гость оживленно беседовал с продавцом, стоя ко мне лицом. Он утирал кепкой пот со лба и дружелюбно улыбался хозяину лавки.

Даже с такого расстояния можно было различить широкую улыбку на его лице, когда он крутил в руках ананас.

Ну вот, а говорил, что будет ждать в горах. Похоже, это действительно был просто любитель розыгрышей. Возможно, он сейчас как раз рассказывает грузному усатому торговцу историю о нашей встрече, или наоборот, говорит о легкой горчинке во вкусе фруктов, которую он готов убрать для своего собеседника. В обмен на какую-то загадочную услугу.

Когда я уже было решил перевести взгляд на что-то другое, этот странный человек поднял голову и безошибочно нашел меня взглядом. Он смотрел прямо туда, где я находился, хотя ни один человеческий глаз не способен различать что-то на таких расстояниях без вспомогательных приборов.

Но он явно мог, потому что махал мне рукой и показывал жест, который изображал что-то вроде тоста с бокалом в руках.

Я похолодел и попробовал просканировать его код, который запомнил еще с первой встречи. Однако, к моему удивлению, ничего не вышло — вместо огромного массива строк я видел лишь глухую стену, скрывающую суть. Видимо, это был он, шанс один из десяти на неудачу. Второй за день, между прочим, ведь у меня уже не вышло построить из песка что-то, похожее хотя бы на бункер.

Тогда я попробовал еще раз — снова безуспешно, за смуглым лицом не было ничего. Это уже было странно, две неудачи подряд. В третий раз результат остался прежним, и когда я протер глаза, не доверяя им, незнакомца уже не было рядом с палаткой и в ее окрестностях.

Отойдя от края крыши, я проверил работу параметра успешности действий. Акробатика, математические подсчеты, запоминание больших объемов текста — все было в норме, несколько раз что-то из этого не получалось, но все остальные попытки были успешными. Похоже, дело было именно в этом человеке.

Его неподконтрольность всеобщим правилам заставила меня задуматься чуть более серьезно об услышанном утром. Так серьезно, что я едва не забыл о том, что моего возвращения через уже ждут в другом месте.

***

Когда набег на магазины все же был совершен, мы практически без сил дотащились до фуд-корта, что располагался неподалеку на открытом воздухе. Недавно там повесили кучу гамаков, растянув их между деревьями, и выбор, где сесть, отпал сам собой. Зачем вообще сидеть, если можно лечь?

Я купил нам два апельсиновых бамбла и два рожка с жареной картошкой. Ее волосы действительно выглядели даже лучше, чем обычно, и были удивительно мягкими, струясь по ее платью, по моей футболке, по гамаку. Я слушал рассказ о том, что мастер, к которой она ходила, собиралась переезжать в другой город. Он тоже был не слишком далеко от дома, так что наши вылазки просто обещали стать чуть разнообразнее. Мысль о том, чтобы найти другого мастера, даже не рассматривалась, изначально принимаясь как абсурдная.

Я пока не стал рассказывать о новой встрече с утренним чудаком. Теперь он вызывал у меня больше подозрений, и я хотел сначала разобраться в этом сам, чтобы не тревожить ее понапрасну.

Вместо этого я спросил, чувствовала ли она когда-нибудь горечь, задумываясь о мире, в котором мы живем. Чем не приятный вопрос для самого лучшего дня, ничуть не мрачный и не полный тоски? Какое-то время она лежала молча, слегка отталкивая ногой гамак от травы.

— Помнишь, прошлым летом я посадила в саду пионы? Бутоны были нежно-розовые, и кремово-белые, и бледно-лиловые.

— Помню. Они особенно выделялись в саду.

— Мне нравилось сидеть на веранде и любоваться тем, что я создала. И пусть даже все, что я сделала — выбрала место для уже рожденных природой цветов, и ухаживала за ними. Для меня это было тем же, чем для тебя были горы, — при этих словах я вздрогнул, но сразу понял, что она говорит всего лишь о моей привычке подолгу смотреть на горы вдалеке. Лицо ее слегка потемнело, когда она продолжила, — Я посадила их в той части сада, что на самом краю холма. И однажды утром был сильный ветер. Я проснулась от того, как он завывал под крышей. Когда позже я спустилась в сад, от пионов почти ничего не осталось — несколько кустов были сломаны и лежали на земле, остальные просто вырваны и разбросаны вокруг. Вот тогда мне было действительно горько и больно.

Теперь настала моя очередь задуматься. Было бы глупо считать, что нельзя сравнивать смерть любимых цветов и, к примеру, смерть любимого человека. Или крах мечты, что вела тебя всю жизнь. Или полное разочарование в мире, в котором ты живешь. Или ту невыносимую горечь, когда ясно понимаешь: сколько бы ты себя ни тешил пустыми надеждами, похоже, что идеальная жизнь, которую ты представлял, уже никогда не станет реальной, ты не сможешь прожить ее так, как хочешь, ведь время утекает сквозь пальцы, пока ты растрачиваешь себя на очередное временное увлечение или решение новой горы проблем.

Да, все познается в сравнении, и для человека, который не испытывал того, что испытывал я, смерть цветов вполне могла быть равносильной всему этому, как наибольшее горе в здешнем безоблачном мире. Я не смог полностью лишить его боли, но хотя бы постарался сделать так, чтобы им не было с чем сравнивать. Надеюсь, я не ошибся.

— Давай посадим их снова.