– Это запасная одежда на случай, если тебя разнесет в автобусе от переедания?

Раскрасневшаяся Полина пулей выскочила из супермаркета и с огромным пакетом в руках направилась к гостинице.

На обочине Полина заметила Инну Марковну и учителя французов. Они кого-то отчитывали.

– И куда ты ездила среди ночи в чужой стране? Вот от кого, а от тебя я такого не ожидала! – донесся до Полины высокий певучий голос.

– Ну, а если бы с тобой что-нибудь случилось? Что бы я сказала твоим родителям? Полина, ты понимаешь, что так делать нельзя? Посмотри, в каком неопрятном ты виде! Чем от тебя пахнет?

Полина спряталась за пакетом и незаметно продвигалась за спинами учителей в сторону гостиницы. Она подавала Глаше знаки следовать за ней.

– Иди немедленно в номер. Я прослежу, чтобы ты из него до утра не выходила! – голосила учительница.

Полина вбежала на второй этаж, и Глаша проследовала следом. Как только они оказались в номере, Полина бросила пакет и кинулась к Глаше в объятья:

– Глаша, как я рада!

Но от Глаши доносился до того умопомрачительный запах канализации, что Полина не выдержала и разжала объятья.

И тут раздался стук в дверь.

– Иномарка! – перепугалась Полина. Глаша немедленно схватила пакет с продуктами, сунула его обратно Полине и, отпихнув девочку к стене, распахнула дверь.

Но за дверью стояла вовсе не Инна Марковна. Это был Михеев. Полина оказалась зажата между дверью и стеной. Через щель ей был хорошо виден его нос. Девочка замерла, стараясь не зашелестеть пакетом.

– Э-э-э, – замялся Михеев при виде Глаши, – извини, я думал здесь Анн-Мари. Если встретишь ее, передай, что встречаемся у меня после двенадцати.

Глаша стояла, подбоченясь. Ее футболка приобрела зеленовато-серые оттенки Сены. У размокших кроссовок отслоились подошвы. Волосы слипшимися паклями свисали до плеч. Но затмевал всё смердящий запах. Полина едва дышала от страха и то чувствовала ароматы гнили.

– Постой! – властно сказала Глаша.

И Михеев нехотя остановился,поморщив длинный нос.

Полина отчаянно распахнула глаза, догадавшись, что задумала Глаша.

– Михеев, неужели ты ничего не замечаешь?

– Я замечаю, что от тебя разит как от помойки. Где ты перепачкалась?

– Это детали, – пренебрежительно бросила Глаша, – а главного ты не замечаешь?

– Чего? – не понял Михеев.

– Того, – ответила Глаша и запнулась, потеряв мысль. Приключение в Сене ее порядком подкосило: она едва держалась на ногах от усталости. Но вопреки торможению мыслительных процессов, Глаша продолжила:

– Того, что я сильно стараюсь. Из кожи вон лезу, чтобы ты заметил.

– Я тебя не понимаю, – Михеев торопился и хотел поскорее отделаться от разговора. – Ближе к сути.

– Да, ты совсем, дурак, Михеев, – вздохнула Глаша. – Влюбилась в тебя по уши. Не замечаешь?

Михеев поморщился еще сильнее то ли от запаха, то ли от признания.

– Полина, я замечаю, – наконец, ответил он, и у Полины сжалось сердце. – Но не могу ответить взаимностью.

И сердце Полины разлетелось на мелкие осколки. Ноги стали ватными, будто мир под Полиной рушился. И как сквозь туман откуда-то издалека она слышала возмущенный голос Глаши.

– Это еще почему?

Михеев развел руками, подбирая слова. Напор девочки ввел его в замешательство.

– Хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? – Глаша распалялась, как печка, в которую закинули излишек дров. – Я замечательная, сообразительная, немного заторможенная, знаю стихи, леплю из пластилина, пишу статьи в газету, у меня понятный почерк и серые глаза, я люблю ириски и безе, и даже кабачки, и даже вареный лук, и манную кашу. Я смотрю авторское кино и мультики и причесываю волосы каждое утро, а еще у меня родинка под лопаткой, электрическая зубная щетка и коллекция насекомых в шкафу, которая воняет. А еще я знаю, что значит слово про-кра-сти-на-ция. Я много читаю. Как я могу не нравиться?

Глаша перешла на громогласный рык и стала наступать, так что Михеев попятился:

– Я не отрицаю твоих заслуг, – отступал Михеев, – но пойми, наконец, я не испытываю к тебе ….

– Что ты сказал? А ну повтори?

– Ты мне не нравишься, Полина! – заорал Михеев, не сдержавшись.

Схватился за голову и немедленно пошел прочь быстрыми большими шагами. Глаша со всего размаху захлопнула дверь.

И наступила оглушительная тишина.

Полина сползла на корточки, прижимая к себе покупки. Глаша склонилась над ней и заглянула в пакет. Затем вытащила мандарин и, сняв шкурку, целиком запихала в рот.

Из-под кровати выполз Кира. Глаша увидела сиреневые лосины и веселого единорога, одобрительно кивнула и промычала с полным ртом:

– О ы э а и а!

Что значило: «О, ты мне нравишься!»

Глава 8. Волны Лисофанже

– Какими судьбами? Я уж и не надеялся, – буркнул Кира.

– Да, я вижу, – Глаша кинулась на кровать.

– Куда ты на кровать прямо? – возмутился Кира, стаскивая ее за ногу. – Да тебе не помешало бы помыться!

– Поем и помоюсь. Я порядочно намылась. Меня от воды мутит. Я голодная, – Глаша свалилась на пол и по-пластунски поползла к Полине. – Еды…

Полина безучастно поставила перед ней пакет, и Глаша принялась выгребать продукты, открывая и пробуя всё подряд. Кира махнул рукой, присел рядом и последовал ее примеру.

– Представь, нас спутали с ребятами, которые рекламу раздают! Те, то ли вообще не пришли, то ли опаздывали. Нам костюмы выдали. Да я футболку себе купила, – Глаша вытянула ее на себе. – Ого, я ее запачкала! А Кирюхе – новый рюкзак. Его старый ночью на вокзале сперли. Вместе с телефоном.

Глаша откусила огромный кусок сыра и запихнула в себя треть багета. Когда проглотила, то продолжила:

– Да, к нам жандармы привязались. Что им понадобилось от добропорядочных раздатчиков рекламы?! Но привязались не на шутку, подтверди Кира!

Кира мрачно кивнул. Он не делал свои фирменные бутерброды, а просто ломал багет и сыр.

– Я говорю Кире: «Главное носки с лица не снимать». Иначе будем красоваться там… ну там, где фотогалерея у жандармов. А этот балбес снял, – Глаша многозначительно посмотрела на друга. – Конец тебе, Кира Колбасников. Они выслеживают тебя… крадутся по твоему следу… они разоблачат тебя … даже в обличие единорога!

– Отстань, – раздраженно отмахнулся Кира.

– Вам и не снилось, как я под мостом пряталась. Потом чуть ли не в канализацию угодила и в мусорном баке отсиживалась. Телефон захлебнулся и умер. А как я коленки поцарапала! Глядите, какие царапины, – Глаша зажала в зубах багет, и сквозь порванные штаны гордо продемонстрировала разбитые коленки.

– Полина, возвращай нам Лисофанже, как хочешь, – подытожила Глаша, дожевывая багет с сыром вприкуску с мандарином и молоком. – Нагулялись мы по Парижу.

И вновь