— А вот не угадал, я не…

— Заткнись! — мягко, не повышая голоса, перебил я. — Заткнись, Лоран. Вспомни, со мной хоть когда-то было неинтересно?

Она «зависла».

— Вот и сейчас я тебя приглашаю — не пожалеешь. Что же касается наручников, то ты сама говорила, что любишь перечные игры со стоп-словами.

— Да, но эти наручники были без меха! — с отчаянием в голосе воскликнула она.

Стоявшие вокруг бойцы, Лопес и я при этом непроизвольном выкрике заулыбались, делая напрасные попытки сохранить внешнюю серьёзность.

— Инесс, пошли, — подытожил я словесную баталию. — С Пикассо договоримся. А не захочет договариваться — и его мордой в капот, ты меня знаешь. — Снова потянул её за собой. Согласится, куда она денется. Ко МНЕ — пойдёт. Хотя у Лопеса бы не было шансов… Ну, да Лопес бы и не подумал работать с профи — у него есть навязанные пиарщики от «конторы», чьи-то блатные детки, устроенные на хорошую непыльную работу. У-у-у! Ненавижу нашу коррупцию!

— Мегалодон — оператору шесть, — ожил в ушах голос. — Зло-один вызывает на связь.

Остановился, замерев. Радушие с лица Лопеса также как ветром сдуло — он подключён к командной линии. Развернулся:

— Так, пошли со мной! — это Лоран. — Пошли с нами — посмотришь, что там и как, своими глазами. — Потянул её в сторону буса.

— На командный пункт? — нахмурился Лопес, пропуская нас мимо себя. — Посторонние?

— Здесь нет посторонних! — фыркнул я.

— Уверен? — Непонимание, недоверие, сожаление о бессилии мне запретить в глазах.

Я не ответил. А растеряннуюЛоран пришлось взять под локоть и потащить в сторону дверей командного буса силой. Та испуганно засеменила, путаясь ногами, стараясь не упасть — шпильки уж очень высокие.

— Стажёр Веласкес, слушаю! — произнёс я. Эта линия слышна только руководителям операции, но говорить могу только я. Или тот, кому даю слово.

— Стажёр Веласкес… — Вкрадчивый голос с лёгким акцентом на том конце. — Тебя ведь зовут Хуан? Да?

— Это конфиденциальная информация, — ответил я, не скрывая улыбку.

— И ты — племянник этой сучки Леи. Пока не признанный.

— Это конфиденциальная информация, — снова возликовал я. Кураторы «с воли» прочистили сеньору мозги и раскрыли глаза. Торговаться теперь с ним будет легче, а заодно лишнее подтверждение, что террорюгам активно помогают снаружи. ОЧЕНЬ активно.

— Слушай, Хуан, кто бы ты ни был, — появилась в его голосе уверенность. — Я понял про захват власти. Ты не стал врать, был честен, это правильно. Это хорошее вложение в наши будущие переговоры. Но мне интересно, что она думает насчёт нас? В смысле нас-нас, нашего освобождения? Убедил, Венера важнее каких-то детей, но и решив проблему с детьми, она получит дополнительные очки, так ведь?

— Уважаю договороспособных людей, — хмыкнул я. — Да, она готова уступить и эвакуировать вас на Землю, если дадите ей сохранить лицо. Ваши предложения?

— Я думал это ты пришёл с предложениями? — усмехнулся он.

— Сеньоры, шесть часов назад я сдавал экзамен в своей школе, — картинно устало вздохнул я. — Запись есть в сетях — я медийная персона, мои экзамены смотрят разные фетишисты. Четыре часа назад меня огорошили, что половина нашего руководства среди силовиков — предатели, и королева вводит войска, чтобы её не сковырнули, пока она ведёт среди них расследование. Более того, вас СПЕЦИАЛЬНО провели в город, чтобы создать инфоповод к перевороту. Какие, нахрен, вы хотите предложения от девятнадцатилетнего мальчишки?! Мне двадцать исполнится только через две недели!

Задумчивая пауза. Карта с возрастом пока ещё козырная в моей колоде. Но с каждым не годом даже, месяцем, она будет всё менее и менее важна. Но пока я ещё прыщавый вьюнош, и нужно извлекать из этого максимум прибыли.

— Мы не трогаем больше детей… — начал он.

— Заложников, — поправил я. — ВСЕХ заложников. НИКОГО не трогаете. А также эвакуируете тех, кому нужна помощь… И самых маленьких.

— Нет! Все заложники остаются у нас! — отрезал он.

Я картинно задумался. С тревогой в голосе произнёс:

— Хорошо, тогда другой вариант. Обмен. Мы меняем самых маленьких и раненых, и слабых, на ваших воинов из наших тюрем.

Пауза. Осмысление:

— Зачем?

— Затем, наверное, что они — НАШИ заложники. Вы грохнули больше десятка ВАШИХ заложников, и я, дабы вы понимали серьёзность ситуации, могу в ответ грохнуть такое же количество наших. И ты, зная моё досье, должен понимать, я не шучу!

— Я устрою тут кровавую баню! — закаркал он, пугая, но я чувствовал его раздрай, он сам себя убеждал, что всё в порядке.

— Мухариб, сукин ты сын, — презрительно фыркнул я. — Ты что, не понял, что происходит? Я НЕ СИЛОВИК!

Пауза. Для осмысления.

— Я не давал присягу защищать и ублажать, верно служить не щадя себя и все дела. Я — грёбанный политик! А знаешь, кто такой политик?

Снова пауза. И с ехидством:

— Мне ПЛЕВАТЬ, если ты зальёшь там всё кровью. У меня на кону благополучие ста восьми миллионов. Миллионов, которыми править после королевы Леи МНЕ!!! Мне и моим девочкам, про мои амбиции и связи с принцессами тебе должны были «слить» кураторы. И благополучие миллионов, Мухарибушка, весит на чаше весов куда больше, чем пятисот деток. Да, мать его, буду оплакивать их всех! Каяться, стоять в церкви на коленях. Но отдам приказ на ваш подрыв без сожалений, без угрызений совести, без трепета в душе и глупых рефлексий. Я буду править этой планетой, это МОЯ планета, моя территория, и на меня не действуют те сраные психологические приёмы, которым вас обучали в школе подготовки диверсантов. Усёк, придурок?

И пока был на волне. Решил идти в атаку:

— И да, если с головы ещё хоть одной девушки слетит волос, если ты или твои придурки изнасилуют или изобьют ещё хоть кого-то, я тебе покажу плохого племянника королевы! Ибо пока ты видел только хорошего.

— Плохого племянника королевы? — хохотнул он.

— Ага. Я же сказал, я не силовик. А в политике есть только один закон — принцип талиона. Ты убил заложников — и я убью столько же своих заложников. Они уже мертвецы, но я, благородная душа, так и быть, даю тебе возможность сохранить перед братвой лицо, сохранив им жизнь.