Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не понимаешь, на какую жизнь обрекаешь себя. Еще не поздно вернуться назад. В замке продолжается праздник, и твое отсутствие останется незамеченным. А если тебя о чем-нибудь спросят, ты скажешь, что по своему обыкновению каталась по окрестностям.
– А ты? Что будет с тобой? Когда я тебя снова увижу?
– Никогда.
– Что это значит? Через несколько месяцев? Я не могу ждать так долго.
– Не забывай, что теперь у меня есть враг. Граф Гуиз вовек не простит мне, что я оставил его в дураках, пусть даже об этом знают еще только четыре человека, которые будут свято хранить тайну. Я уезжаю на юг, к морю. Я там родился и вырос, это моя земля. А твой отец найдет тебе подходящего мужа. Другой мужчина сможет доставить тебе удовольствие не хуже меня.
– Ха!
– Когда ты узнаешь разницу между любовью и похотью, тебе станет понятно предостережение старой цыганки.
– А разве не может быть то и другое одновременно?
– Может. И я боюсь, что ты любишь меня.
– Да.
Твоя любовь – если ты не выдаешь желаемое за действительное – способна причинить тебе много вреда, а возможно, и довести до настоящей беды. Вот почему тебе нужно вернуться назад, пока тебя не хватились и не начали искать.
– Я хочу тебя. Я должна быть с тобой, – упрямо повторяла Арабелла, которая и помыслить не могла о разлуке.
– Любовь ревнива, а ревность ограничивает мир человека. Любовь – чувство собственническое, нетерпимое.
– Откуда ты знаешь?
– В этом нетрудно убедиться.
– Каким образом?
– Я приведу тебе другого мужчину. И стану следить за тем, как он будет любить тебя.
– Ты ведь убьешь его!
– Не исключено. Или, напротив, мне понравится то, как ты это делаешь. А что, если ты остановишь выбор на нем?
– Не надо мне никого приводить. Только… – Она протянула к нему руку, но он удержал ее и ласково отвел в сторону.
– Я ни в чем не завишу от других людей, – произнес он после долгой паузы. – Думаю, что мне доставит лишь удовольствие видеть тебя в объятиях другого мужчины, наблюдать за тем, как он овладевает тобой, слышать твои стоны…
– Я ненавижу тебя! Я возвращаюсь… И ты никогда меня не увидишь.
– Хорошо. Значит, мы отправляемся в путь прямо сейчас?
– Ты сказал так, чтобы заставить меня уехать?
– Нет. Я сказал это потому, что знаю жизнь. Ты не должна рисковать своим будущим только из-за того, что я доставил тебе удовольствие. Удовольствие – это то, без чего человеку легче всего обойтись. Легче, например, чем без сытного обеда.
– Тогда приведи мне кого-нибудь, – рассмеялась она. – Я вовсе не так напугана, как хочу казаться. Скромность и порядочность ценятся в замках не больше, чем на сеновалах.
– Ты не веришь, что я способен на это. Но я это сделаю. Я должен знать, что будет.
– С тобой или со мной?
– Со мной. Про тебя мне и так все ясно. Вот как скептически поинтересовалась она. – И что же тебе ясно про меня? – Тебе это понравится…
Арабелла улыбнулась, почувствовав, как внизу живота теплеет от такой перспективы. Потом это прошло.
– Делай, как хочешь. Я подчинюсь тебе.
– Не надо подчиняться мне, Арабелла. Если ты останешься со мной, у тебя и без того будет полно забот. Тебе неизбежно придется многим жертвовать, и тогда ты поймешь, в чем разница между плотскими утехами и обязательствами, которые накладывает на человека любовь.
– Жертвовать? – задумчиво переспросила она.
– Прежде всего… нам нужно будет избавиться от Соломона.
– Нет! – Она вскочила на ноги. – Он принадлежит мне. Ты не посмеешь…
– Замолчи и сядь, – сказал он. Арабелла послушалась и села перед ним, скрестив ноги по-турецки. – Повторяю, если ты хочешь остаться со мной, в первую очередь тебе придется многим поступиться. Вполне возможно, что мне придется поплатиться жизнью. Но я все же постараюсь избежать этого. Перво-наперво надо освободиться от Соломона.
– Ты собираешься убить его?
– Разумеется, нет. И вовсе не потому, что он принадлежит тебе. У меня рука не поднимется уничтожить такое прекрасное создание. Я знаю человека, который заплатит за него хорошие деньги и будет заботиться о нем. Я не скажу, что это за конь, но то, что он чистых кровей, и так видно. Я скажу, что украл его. Но признаться, гораздо большую опасность, чем Соломон, представляешь ты. Тебе нельзя будет выходить из кибитки днем, потому что для любого вора или бандита более лакомой добычи не сыскать. Ты сможешь вот так сидеть рядом со мной на улице только ночью, когда темно. Тебе придется влачить такое существование до тех пор, пока мы не уедем далеко отсюда. А ведь ты привыкла к свободе. Ты согласишься на такую жизнь?
– Нет.
– Тогда я благополучно отвезу тебя обратно. Но если мы упустим время, это будет невозможно.
– Неужели если я останусь с тобой, меня ждут лишь опасность, мучения, боль и смерть? А где же то, что было вчера?
Он прислонился спиной к дереву, а она встала перед ним на колени. Из груди у нее вырвался стон облегчения, как бывает после долгого воздержания. Их взаимное наслаждение было ослепительным, жадным, отчасти жестоким и длилось так долго, что Арабелла уже почти поверила в то, что это блаженство вечно. Они не могли оторваться друг от друга и, когда все кончилось, лежали, слившись воедино.
– Да, – прошептал он ласково, оставляя ее. – Это невероятно сильное ощущение… очень глубокое. – Его голос был задумчив и печален. – Но если ты поедешь со мной, эти первоначальные эмоции покажутся тебе эфемерными. С каждым разом ты будешь открывать для себя новые ощущения, станешь чувствовать тоньше и сильнее. Иногда это будет казаться тебе просто невыносимым.
– Это уже теперь кажется мне таким, – ответила она, продолжая лежать без движения, словно ожидая, что их близость повторится. – Ты говоришь так потому, что все еще надеешься, что я оставлю тебя?
– Я говорю так потому, что хочу тебя не меньше, чем ты хочешь меня. А то и сильнее.
– Это невозможно.
– Это возможно по одной причине: я знаю то, во что ты пока отказываешься верить. Если ты останешься со мной, нам не миновать беды. – Он тяжело вздохнул. – К сожалению, у нас больше нет времени. До моей кибитки ехать не меньше часа. Пошли. – Он встал и протянул ей руку.
Через минуту она сидела верхом на Соломоне. Цыган вскочил на своего коня, и они тронулись в путь в гробовом молчании.
Они вошли в кибитку, и Роберт зажег свечу. Арабелла сбросила туфли, сняла плащ и отшвырнула его в сторону.