Всякий путь хорош уже тем, что не стоишь на месте. Есть точка А и точка Б, и если все в порядке, исправны двигатели, нет повреждений корпуса, команда жива и более-менее здорова, то с каждой минутой точка Б все ближе. Особенно если между двумя точками проведена прямая. И эта прямая как раз проходит через Канарские острова. Мы слишком шумны и неповоротливы, чтобы идти под водой днем. Мы идем по поверхности в сумерках. Самое время включать сверхчувствительные сенсоры. Медитирующий командир — это уж слишком. Пусть тогда медитирует и.о. старпома. Собственно, военный контакт не заставил себя долго ждать.

Туман и ночь скрывали 2 эсминца, они были там, в этой мутной мгле. И они учуяли лодку и готовы были ринуться и растерзать ее. Полные 20 узлов не давали Ройтеру никакого преимущества. Было ясно, что, если так пойдет и дальше, они рано или поздно настигнут лодку, причем нырять под воду — не лучше. Единственный наш союзник — туман. Плотный, непроницаемый туман. Глубины, кстати, здесь не ахти. Ройтер ориентировался по шумам, которые уже несколько минут следовали точно в кильватере. И вот — минута истины! Ну, Накамура, молодец старик! Какое-то неведомое чувство заставило его взглянуть на эсминцы глазами старпома. Их зрительные поля как будто объединились, и вот он шепчет «Кормовой, пли!» ни секундой раньше, ни секундой позже. След белых пузырьков за кормой растянулся и разорвался. Торпеда распрощалась с теплым чревом лодки. Теперь за ней свои пузырьки, и дай бог, чтобы с эсминцев их не заметили в такой серой каше. Даже прожектора ее не пробивают, а ведь между ними и «томми» всего каких-нибудь миля-полторы. Не больше…

Неожиданный громовой раскат, сопровождающийся сухим треском и вспышкой, похожей на вспышку молнии, заставил вздрогнуть. В туманной пелене не было видно разрыва. Был только отсвет и грохот. Эсминец на полном ходу наскочил на ройтеровскую торпеду. Наверняка именно тогда, когда выполнял зигзаг. Удар пришелся прямо в топливные баки в первой трети корпуса. Ройтер подумал, какой шок должен был испытать капитан идущего рядом второго эсминца: вот так в ночи несешься на самом полном за уже практически поделенной добычей, и вдруг тебе из тьмы приплывает смерть. Да ладно бы приплывает. Это даже престижно, что ли… Смерть медленно выплывает. «Ты кто? Я часть той силы…»[10]— ну и так далее. Почесали языки и медленно, чинно отправились на борт в распоряжение фрегаттенка-питана Харона. А тут бам-блям! Бежал-бежал, а как будто споткнулся и нелепо распластался.

— Надуть балластные цистерны! Два румба право руля! — Ройтер резко изменил курс. Причем намеренно алогично. Он пошел в сторону материка, хотя спасительный открытый океан было в противоположном направлении. Шумы второго эсминца стали слабеть. Возможно, благоразумный командир решил, что более благородно и уж конечно куда как более безопасно оказать помощь коллегам. Если там, конечно, кто-то остался после такого. Ройтер представил, как корпус корабля со скоростью 20 узлов входит в волны, вместо носа у него зияющая дыра, из которой водопадом изливается горящий соляр, а винты еще крутятся. Несколько секунд — и он под поверхностью. Из более сотни человек команды спасутся 1–2, если, конечно, спасутся…

В общем, дело сделано, Славься, победа!

Принято сообщение — новая база Сент-Назер!

— Оп-па… почему это?

— Очевидно, Брест захвачен англичанами… — растерянно проговорил Функ.

— Брест захвачен?

— По крайней мере, окружен.

— И спастись оттуда уже не получится!.. Что говорят по радио? Функ! Срочно найдите мне, что там происходит!

Нет, чванливые «томми»! Так просто у вас ничего не выйдет! Только что Ройтер начал новый отсчет военным успехам Германии! Мы раскрутим маховик обратно! С этой морской мили начнется наше триумфальное наступление, и мы сметем с лица земли ваши базы в Норфолке и Рейкьявике! Мы атакуем Нью-Йорк армадами наших бомбардировщиков, которые поднимутся с аэродромов на Кубе. Мы соберем все силы в бронированный кулак и нанесем сокрушительный удар! Гибралтар уйдет под воду, охваченный дымами пожаров. Мы отомстим за наших товарищей. За тебя, Шепке, за тебя, Кречмер, за тебя, Унтерхорст!..

Ройтер стоял на мостике, пригибался, уклоняясь от брызг волн, разбивающихся об ограждение рубки, когда лодка шла на 20 узлах подальше от противолодочной обороны Азорских островов. В трубах еще оставались торпеды.

«Asdik» kratz nach der Aufenhaeu.

Was hat mich in See getrieben?

Nur die Liebe

— Der Hass ist zu schwach.[11]

Хайку Ройтера

— Мы получили данные авиаразведки. Из Скапа-Флоу выдвинулась большая авианосная группа: 2 ударных авианосца, один эскортный и не менее 20 кораблей сопровождения. Они движутся в открытое море. Если им удастся прорваться на оперативный простор — то все! Операции флота Германии в Северном море будут прекращены. — Острые черты адъютанта гроссадмирала при тусклом освещении выглядели мрачно, можно даже сказать, зловеще. Он как всегда четко, отрывисто докладывал самую суть, без эмоций, без суеты.

— Что мы можем противопоставить? — Дёниц склонился над картой. Это был лишний вопрос. Он и сам знал, что нечего. Надводный флот был истрепан постоянными бомбардировками. Да, на Балтике был «Принц», но то на Балтике. На мелководье в базе кверху килем лежал «Адмирал Шеер», получивший несколько попаданий крупных авиабомб, неподалеку, просев на носы, упирались в грунт «Хиппер» и «Эмден». Некогда грозный флот сейчас находился в нокдауне. И неизвестно, что было сегодня опаснее — находиться в доках Киля или в открытом море. В море, по крайней мере, твои координаты все время меняются. Хоть какая-то надежда.

— Ближайшая наша база — Тронхейм, — продолжал Люде-Нойрат. — Там «Тирпитц», он приведен в боевую готовность, в сопровождение к нему можно дать 2 эсминца. Минимальное воздушное прикрытие. Подводные лодки… U-890 U-796… Две….

— Не густо… — вздохнул Дёниц. Воцарилась пауза. Повторялась история той войны. Германский флот открытого моря заперт в Киле, Вильгельмсхафене, Гамбурге. Разница лишь в том, что теперь бомбы стали куда мощнее, и радиус действия авиации в разы больше.

— Вчера в Берлин прилетел Нойман, — тихо сказал Люде-Нойрат. — Через пару часов он будет в этом здании.

— Кто? — как-то неуверенно переспросил Дёниц. Он помнил всех своих командиров по именам, и среди них не было Ноймана.

— Конрад Нойман — проект «Ипсилон».

Дёниц укоризненно посмотрел на адъютанта.

— А… Капитан-колбаса… — усмехнулся гроссадмирал. — Этот, пожалуй, рефлексировать не будет. Он, насколько я понимаю, подчинен Гиммлеру. Теперь. Да что может сделать один Нойман? Наверное, он лучший, но он один.