Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что с твоим голосом? — вдруг вывел его из собственных грустных мыслей Витя.
— Что? А это… — он грустно улыбнулся, хотя очень хотелось заплакать, как тогда, четыре года назад. — Ну… произошел со мной один случай. Точнее, не со мной, а с моими родителями. В общем, я так заболел, что у меня пропал голос.
Ком, вставший поперек горла, мешал говорить. Он не смог сказать самого главного. Кирилл вообще мало об этом говорил, а если быть до конца честным, то совсем не говорил. В последний раз, когда он рассказал трагичную историю о своих родителях, было как раз четыре года назад. Его об этом спросил священник. Когда его приютили в храме Божьем, он смог излечиться от тягостных воспоминаний и от ночных кошмаров, но лишь на время. Может, это и не было излечением, может, это было помутнение рассудка на время адаптации к новой обстановке. Он не знал наверняка. Но теперь все чаще, начинал вспоминать картины того происшествия и все реже мог совладать с собственными эмоциями. Вот и сейчас, вместо того чтобы просто сказать, что его родители мертвы, так же легко, как это сделал Витя, он чуть не зарыдал во весь голос. Сможет ли он, когда-нибудь, без дрожи в голосе, без слез в глазах, сказать, что его родителей больше нет? Сможет ли разглядывать их черно-белые фотографии без истерик и без щемящего чувства в груди? Сможет ли смириться с тем, что он один не по чьей-либо вине, а потому что такой была их судьба? Как сказал священник: "Теперь они в лучшем мире, рядом с Господом Богом. Они охраняют тебя, находясь рядом с ним в образе ангелов, у которых есть своя миссия". Так должно было случиться. Так надо. Это было неизбежно! Вот что ему говорят, но никто не может объяснить, почему именно так надо? Почему именно его родители? Почему, именно он должен был остаться один? Разве родители не должны охранять своих детей, находясь с ними рядом, а не рядом с Богом?
Но сейчас, шагая рядом с Витей, который тоже теперь один, ему стало чуть легче. Он не рад, что Витя сирота, нет, ни в коем случае! Кирилл лишь начинает осознавать, что не единственный такой на белом свете. Есть и другие, кто лишился родителей, кто растет совсем одиноким. Витя его понимает. Он знает, что испытывает человек, когда за его спиной не стоят родители и не поддерживают каждый новый шаг своего сына. Ведь именно этим обычно занимаются родные. Смотрят любящими глазами и сердятся, если ты совершаешь ошибку. Поправляют, отчитывают, переживают и согревают своим теплом. Так было и с ним когда-то и с Витей. Но то время ушло безвозвратно, теперь они сами по себе. Навсегда.
— Я что тебе сказала, никаких игр, пока не сделаешь домашнее задание! — женщина в белоснежном сарафане и таких же белых босоножках, стояла возле подъезда и тянула за руку, яростно сопротивляющегося мальчугана, который был младше их года на два.
— Мам, но я хочу играть. Уроки я потом сделаю!
— Нет, уроки сейчас, а уже потом все остальное. — И с этими словами поволокла его внутрь подъезда.
Кирилл и Витя переглянулись и улыбнулись друг другу.
— А мне можно не делать уроки.
И расхохотавшись, Витя положил руку Кириллу на плечо и ускорил шаг к остановке. Они быстро уходили и не видели, как в тот же подъезд, минутой позже, заходила семья. Мама, отец и двое ребят. Один из которых, лет пяти, сидел у папы на плечах и заливисто смеялся от папиной шутки, а второй, чуть постарше, давал маме откусить мороженое в стаканчике и радостно улыбался тому, что у него есть мама, папа и такой чудный брат-шалопай.
Глава 3. Экзамен
Наши дни.
Приняв душ, я вышел на кухню, вскипятить чайник. После такой ночи необходимо подзарядиться чашкой кофе, а лучше двумя. Экзамен в институт начинался лишь в одиннадцатом часу, так что времени на сборы предостаточно. Для начала не мешало привести в порядок мысли, поэтому я включил телевизор. Не самое подходящее средство, все же лучше, чем ничего. Как раз показывали утренние новости, рассказывая о происшествиях минувшего дня, постепенно возвращая меня к действительности. Попивая кофе, я слушал диктора, и он плавно перешел к самой неприятной из новостей. С недавних пор в городе обосновался маньяк-психопат. О нем трубят на каждом шагу, всех предупреждают, призывают к осторожности, только вот словить его не могут уже второй год. Появляется он редко, но, как говорится, метко. Заявляет о себе стабильно и громко. Он уже прославился и вписал себя в историю своей изощренностью и жестокостью, только вот гложет сомнение, смогут ли его изловить? Цель его действий не ясна, но они настолько чудовищны, что не стоит искать в его преступлениях и капли смысла. Этот больной ублюдок убивает подростков в возрасте тринадцати лет, расчленяет их и бросает останки в заброшенные колодцы. До его появления никто и не знал, что такие еще остались в столице. Именно сегодня ночью произошло десятое убийство. В то время как я страдал от долгого воздержания, какой-то малец попал в лапы истинного монстра, и одному ему известно, что он пережил, пока находился наедине с этим выродком. Теперь его нет в живых. Тело, точнее его останки, нашли около Щелковского шоссе. Совсем недалеко от института, в котором сегодня экзамен. Это произошло так близко, и в тоже время, ощущение, что где-то в другой реальности. Я всерьез задумался о происходящих вокруг страстях. Ведь, в то время, когда ты занимаешься своими делами, поглощённый собственными хлопотами, и тебе нет дела до проблем окружающих людей, жизнь не стоит на месте. Подростков жалко. Их родных и близких, уверен, всех терзает один вопрос, почему именно они пострадали?
Не самое хорошее начало дня. Допив кофе, я пошел одеваться. Надо перевести мысли на обдумывание экзаменационного