– Правильно, отец. Курить – здоровью вредить, – изрек один из них, и вся троица разразилась хриплым смехом.

Подъехал автобус, и Тихий занял место у окна. В автобусе, по обыкновению, на него наваливалась дремота, как утром, так и вечером. Он тщетно боролся с ней и на какое-то время проваливался в сон, затем просыпался и начинал ошарашенно озираться по сторонам, не проехал ли нужной остановки. Так и сейчас, волей-неволей, рассеянно глядя в окно, он засыпал, да и не мог не засыпать, если приходилось подниматься в пять часов утра, когда, наверное, все еще спят за исключением таксистов, водителей автобусов и троллейбусов, дворников да молодежи, любящей бессонные ночи и шумные компании. В автобусе сидели такие же уставшие люди, как и он. Кто-то пошатывался из стороны в сторону, кто-то равнодушно глядел перед собой, кто-то сидел с таким отстраненным видом, как будто находился не в автобусе, а в каком-то другом месте, может быть на курорте, на котором ему никогда не побывать. Сзади Тихого сидела парочка влюбленных, которая громко смеялась. Старый двигатель тарахтел, словно на последнем издыхании, и в салоне пахло соляркой. По стеклу расползались капли вновь пошедшего дождя. Автобус поехал темными улицами. Тихий дремал, прислонившись щекой к стеклу. Автобус встряхивало на каждой колдобине, дорога была такой паршивой, словно здесь асфальт не меняли с 50-х годов прошлого века. Впрочем, Тихий привык к такой езде, да и не был он автолюбителем, чтобы мог возмущаться и писать жалобы. Ездил себе на автобусе и не злился, не в его силах дорогу было поменять.

По дороге Тихий вспоминал, чем же может порадовать его холодильник. С недавних пор, как ушла жена (а это печальное событие произошло чуть больше двух недель назад), Тихий начал жить в соответствии с холостяцкими традициями. Только, несмотря на свой возраст, он был неопытным холостяком, и человеку, долгое время прожившему с семьей, трудно жить в одиночестве. За всей квартирой приходилось следить самому, вытирать пыль, ходить в магазин, готовить, стирать, – Тихий со своей работой и выходными, которые он проводил в библиотеке, не мог с этим управиться. Едва справлялся с тем, чтобы приготовить себе нехитрый ужин, какую-нибудь кашу или вермишель, ну или мог сварить кусок мяса, только в последнее время мясо он ел нечасто – инфляции, скачки цен, а зарплата оставалась практически на том же уровне. Жена злилась на него, что не ищет лучшей доли, а он думал: «Бог с ним, с мясом-то, и так проживу». Мучительные размышления Тихого окончились тем, что он решил, что приготовит обыкновенную яичницу: и хлопот мало, и, может быть, прибраться успеет, простирнуть кое-что из одежды. С этими мыслями он и вышел на своей остановке, дошел почти до подъезда и вдруг вспомнил, что дома нет яиц и в магазине последний раз он был несколько дней назад. Ничего не оставалось делать, как развернуться и, подставив лицо неприветливому ветру, побрести к магазину. Тихий украдкой достал деньги из внутреннего кармана куртки и при неверном свете фонаря убедился, что денег хватит. А то раз было, совсем замечтался, забыл о деньгах, а продуктов набрал, как на зимовку, стал расплачиваться на кассе, а денег нет. С тех пор Тихий всегда пересчитывал деньги, чтобы не испытывать конфуза.

У самого крыльца магазина околачивались пьяницы в надежде сообразить с компаньонами на бутылку. Выпить не вопрос, в ближайшей подворотне или подъезде теплое местечко всегда найдется. Иногда местные алкаши обращались к Тихому и просили денег на выпивку. Он внимательно глядел на испитые пропащие лица просителей и чувствовал что-то похожее на сочувствие. Некоторые заметили, что, когда ни попросишь, Тихий всегда дает деньги, и начали злоупотреблять его сочувствием. Тогда Тихий принял контрмеры и стал появляться здесь как можно реже, однако в деньгах не отказывал. «Спившиеся, но все равно люди-то. Не по себе судить надо, а по другим людям», – любил повторять Тихий себе в назидание.

Только на этот раз знакомых пьяниц не было и денег у него никто не просил. Тихий не расстроился и не обрадовался, а воспринял это как должное. В магазине прошелся между рядами, прицениваясь, купил яиц, хлеба, два пакета молока и кефира, некоторое время с задумчивостью повертел в руках упаковку с сыром, да отказался, решив сделать назавтра бутерброды с колбасой.

Шагал из магазина медленно, еле ноги волоча. Долгий и утомительный денек выдался, все-таки с пяти утра на ногах. У подъезда на скамейке собралась местная шпана и распивала водку. Тихий минул их, словно призрак, и скрылся в теплом и темном подъезде. Воздух был затхлый, пропитанный запахом мочи и еще невесть чем.

Тихий, не изменяя своей привычке, сунул мизинец в отверстие почтового ящика, проверяя, нет ли свежей газеты. Но вместо нее палец наткнулся на огрызок яблока, и дверца со скрипом открылась. Сорванный замок бессильно болтался на одном болтике. «Ладно, завтра отремонтирую, – решил Тихий, – и уточню на почте, присылали ли мне новый номер газеты». Стены подъезда были изрисованы черными каракулями неудавшихся художников, которых великое множество в спальных районах, странно лишь то, что их творчество так одинаково и примитивно. Вдавил деформировавшуюся кнопку девятого этажа, и старый лифт лязгнул дверями. В лифте было наплевано, под ногами шелуха от семечек и окурки. «Неужели по-человечески нельзя? – думал он. – Поплевал шелуху в кулек из газеты, сигарету выкурил на балконе любого из этажей, а бычок затушил и выбросил в мусоропровод. И зачем сплевывать на пол?» Тихий каждый раз расстраивался при созерцании такой неприглядной картины. На своем этаже при свете одной-единственной тусклой лампочки, которую любили выкручивать и разбивать чуть ли не каждую неделю, долго копался в портфельчике в поисках ключей, пока не хлопнул себя по лбу и не достал их из заднего кармана брюк, догадавшись, отчего так было неудобно ехать в автобусе.

«Ну вот и пришел», – с каким-то безразличием подумал Тихий и ступил на порог квартиры. Собрался зажечь свет, рукой ища выключатель. Но в следующий момент дверь за ним аккуратно закрыли, руку сильно сжали, кто-то сзади захватил в стальные тиски, а на рот наклеили клейкую ленту. Свет так и не зажгли. Тихий дернулся несколько раз, пытаясь вырваться, но не выходило. Коридорчик был тесный. Узкое пространство и бежать некуда.

– В комнату его…

– А что с сумкой?

– На кухню…

Тихого поволокли двое детин в комнату, усадили на стул к столу, дали