Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задребезжала цепь, и мужчина снова вышел на свет.
Ага, так и есть, крепится на лодыжке. Левой.
Он прошел через комнату, оставаясь насколько возможно дальше от Клер и по-прежнему не смотря на нее. Его походка была гибкой и грациозной, как у животного, плечи покачивались, когда ноги несли его по каменному полу. Мощь в нем была… устрашающей. И эротичной. И грустной.
Он был похож на великолепного зверя в клетке.
Он сел там, где она лежала раньше, и потянулся к серебряному подносу с едой. Когда он снял крышку с тарелки и поставил ее на стол в сторону, Клер ощутила волнительную смесь ароматов розмарина и лимона. Развернув льняную салфетку, он поднял тяжелую серебряную вилку и попробовал мясо молодого барашка, рис и зеленые бобы. После чего промокнул губы камчатой тканью, отложил вилку и вернул крышку на место.
Он опустил руки на колени, продолжая держать голову опущенной. Его волосы были великолепны, такие густые и блестящие, они стекали по плечам, завивающимися кончиками касаясь бархатного пухового одеяла и его бедер. Фактически пряди были двух цветов: бордового и черного, такого насыщенного, что он был близок к синему.
Она никогда не видела такой цветовой комбинации раньше. По крайней мере, так, чтобы та естественным путем произрастала на чьей-то голове. И Клер была чертовски уверена, что чертова матушка парня не отправляет каждый месяц вниз косметолога, чтобы порадовать отпрыска услугами парикмахера.
— Мы подождем, — сказал он. — И вы увидите, что еда не отравлена.
Она разглядывала своего соседа по заключению. Даже, несмотря на свои огромные размеры, он был так тих, сдержан и скромен, что она не боялась. Конечно же, логическая часть мозга напомнила ей, что она должна быть в ужасе. Но тогда девушка вспомнила о способе, которым он подчинил ее, не причиняя боли, в первый раз, когда она проснулась. Плюс тот факт, что, казалось, что он сам боится ее.
Так было до того момента, как она бросила мельком взгляд на цепь и приказала себе взяться за ум. Такая штука была на своем месте не без причины.
— Как твое имя? — спросила она.
Он нахмурил брови.
Господи, свет, падающий на его лицо, превратил его в нечто определенно божественное. И, тем не менее, черты лица были абсолютно мужскими, твердыми и непреклонными.
— Ответь мне.
— У меня такого нет, — отозвался он.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что у тебя нет имени? Как люди зовут тебя?
— Флетчер никак меня не зовет. А мать обычно называла меня сыном. Поэтому я предполагаю, что это мое имя. Сын.
— Сын.
Он потер ладонями бедра, сдвигая красный шелк халата.
— Сколько лет ты провел здесь?
— Какой сейчас год? — Когда она ответила, он подсчитал: — Пятьдесят шесть лет.
Она прекратила дышать.
— Тебе пятьдесят шесть?
— Нет. Меня перевели сюда вниз, когда мне было двенадцать.
— Боже мой… — О’кей, их ожидаемые продолжительности жизни явно различались.
— Моя природа начала заявлять о себе. Мать сказала, что так будет безопасней для всех.
— Ты пробыл здесь все это время? — Да он должен был сойти с ума, решила она. Она не могла представить себе десятилетия пребывания наедине с самим собой. Неудивительно, что он не смог встретиться с ней взглядом. Он не привык ни с кем взаимодействовать. — Один?
— У меня есть книги. И рисунки. И здесь я в безопасности от солнца.
Голос Клер стал жестким, когда она вспомнила, что славная маленькая мисс Лидс одурманила ее и бросила вниз, к нему в клетку.
— Как часто она доставляет тебе женщин?
— Раз в год.
— Что, какой-то подарочек на день рождение?
— Год — это так долго, как я могу прожить без того, чтобы мой голод стал слишком силен. Если я жду, я становлюсь… трудно управляемым. — Его голос был невероятно тихим. Пристыженным.
Клер могла чувствовать, как на нее накатывает дьявольская злоба, от которой у нее даже покраснела шея. Господи, мисс Лидс, рассказывая в своей спальне о сыне, вовсе не сватала ее по доброте душевной. Старуха смотрела на Клер как на еду, а на сына — как на животное.
— Когда в последний раз ты видел свою мать?
— В тот день, когда она отправила меня сюда.
Господи, в двенадцать лет лишиться свободы и быть брошенным…
— А сейчас вы поедите? — спросил он. — Вы можете видеть, что я цел и невредим.
В животе у Клер забурчало.
— Сколько я уже здесь?
— Сейчас только обед. Поэтому недолго. Пройдут еще два завтрака, один ленч, еще один обед, и после этого вы будете свободны.
Она огляделась вокруг и не заметила нигде в помещении часов. Следовательно, он приспособился подсчитывать время по трапезам. Господи… Иисусе.
— Ты покажешь мне свои глаза? — задала она вопрос, делая шаг ему навстречу. — Пожалуйста.
Он поднялся, возвышаясь силой, облаченной в красный шелк.
— Я предоставляю вас вашему обеду.
Он прошел мимо нее, отвернув голову и волоча цепь по полу. Добравшись до стола, он развернул кресло вокруг так, чтобы не смотреть на девушку, и сел. Поднявшая карандаш для рисования рука замерла над куском толстого белого картона. Мгновением спустя грифель начал наносить штрихи на лист. Звук при соприкосновении был мягок, как дыхание ребенка.
Клер разглядывала мужчину, собираясь с мыслями. После чего бросила взгляд через плечо на еду. Она должна поесть. Если она собирается вытащить отсюда их обоих, то ей понадобится вся ее сила.
Клер подчистила все, что было на подносе, и пока она ела, тишина в комнате, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, странным образом казалась естественной.
Отложив салфетку, она закинула ноги на кровать и откинулась на подушки, утомленная, хотя и не по причине наркотиков. Взгляд на поднос, и у женщины возникла абсурдная мысль, что она не смогла бы припомнить, когда в последний раз позволяла себе на самом деле закончить трапезу. Она всегда сидела на диете, оставаясь слегка голодной. Это помогало поддерживать агрессивность на уровне, заставляя быть внимательной, сконцентрированной.
А сейчас она чувствовала легкую сонливость. И… она зевает?
— Я не запомню этого? — спросила она его спину.
Его голова мотнулась, грива волос качнулась, почти мазнув по полу. Комбинация красного и черного была ошеломляющей.
— Почему нет?
— Я заберу память у вас до того, как вы уйдете.
— Как?
Он пожал плечами.
— Я не знаю. Я просто… найду воспоминания среди остальных ваших мыслей и скрою их.