потому что ее кто-то схватил! Да-да… То есть не схватил, а просто что-то с ней сделал… Азия припомнила, как услышала приближающиеся сзади шаги, но, прежде чем успела обернуться, чья-то рука зажала ей рот…

И что дальше? Дальше она, кажется, потеряла сознание. Впервые в жизни. Азии часто попадалось это выражение в книгах — «потерять сознание». И только сегодня она поняла, что это такое на самом деле.

Непонятно лишь, почему она вдруг потеряла это самое сознание. Точно не от испуга. Она ведь никогда ничего не боится. Может, ее усыпили? Про такое Азия тоже где-то читала… Человека можно искусственно усыпить, причем моментально. Видимо, с ней сделали именно это.

Оставалось понять, кто это сделал и зачем, но Азия отложила решение этого вопроса на потом. Сейчас ей нужно попробовать поискать выход отсюда.

Азия встала и медленно обошла всю комнату по периметру. Никакого выхода, кроме верхнего люка, здесь явно нет.

Стены твердые и, видимо, толстые. Бетонные вроде бы…

Никаких инструментов нет. Даже перочинного ножичка… Так что выбраться отсюда будет затруднительно…

Но даже эта догадка нисколько не устрашила Азию.

Вдруг девочка почувствовала легкий голод и подошла к холодильнику. Тот работал, но был абсолютно пуст.

Азия закрыла дверь холодильника и призадумалась. Что ж, если ее замуровали здесь навсегда, она не протянет и нескольких дней. Без еды она, вполне возможно, прожила бы неделю или больше, но вот без воды…

Азия облизала сухие губы. Что ж, это даже интересно — умереть от жажды и голода. По крайней мере, она узнает, что это такое. Не каждому из ее современников выпадает такой опыт…

Азия припомнила, что, кажется, писатель Гоголь умер от голода. Причем не потому, что ему нечего было есть, а потому, что он попросту не хотел ничего есть.

«Ну а если умереть от голода можно даже по собственной воле, то, пожалуй, это не такая уж непереносимая смерть», — оптимистически заключила Азия.

И в этот миг она услышала, как с громким звуком открылся люк в потолке над лестницей…

Вниз спускался мужчина.

Азия снова села на кушетку и спокойно посмотрела на незнакомца.

— Здравствуй, — как-то смущенно произнес тот, когда подошел поближе.

— Здравствуйте, — отвечала Азия. И тут же спросила: — Это вы меня усыпили?

— Да, — сказал мужчина и развел руками, словно сожалея о сделанном.

— Зачем? — спросила девочка.

— Чтобы удобнее было привезти тебя сюда, — сознался мужчина.

— А где мы?

— На моей даче.

— И здесь больше никого нет?

— Нет. Только я и ты.

— А как вас зовут? — спросила Азия после паузы.

— Можешь называть меня дядей Ваней, — произнес мужчина.

— Очень приятно, — кивнула девочка. — А меня зовут Азия.

— И мне приятно, — сказал дядя Ваня. — Ты очень спокойная девочка.

— Я всегда спокойная, — согласилась Азия.

— Это хорошо, — пробормотал мужчина.

— А зачем вы меня сюда привели? — поинтересовалась Азия.

— Ты просто можешь считать, что ты у меня в гостях, — успокаивающе сказал дядя Ваня.

— Считать я могу все что угодно, — возразила девочка, — но мне хотелось бы знать настоящую причину.

— Боюсь, ты меня не поймешь, — робко проговорил мужчина.

— Не беспокойтесь, понять я тоже могу все что угодно, — сказала Азия. — Я не по годам развита. Все так говорят… Хотя при всем при этом я еще девственница.

— Зачем ты мне об этом рассказываешь? — спросил потрясенный дядя Ваня.

— На всякий случай, — пожала плечами Азия. — Я слышала, что есть взрослые мужчины, которые любят спать со школьницами.

— От кого же ты это слышала? — вконец растерялся дядя Ваня.

— От одноклассниц, от кого же еще…

— Азия, я не такой, — серьезно сказал мужчина и усиленно замотал головой. — Ты можешь быть уверена, что я не хочу и никогда не захочу… спать с тобой.

— Может быть, вам вообще не нравятся женщины? — невозмутимо уточнила Азия. — Я слышала, бывают и такие мужчины…

— Нет, женщины мне нравятся, — счел нужным подчеркнуть дядя Ваня. — Только ты ведь не женщина, поэтому…

— А в каком, по-вашему, возрасте девочка становится женщиной? — перебила пленница.

— Ну, я даже не знаю, — замялся дядя Ваня. — В восемнадцать лет… или, может, в двадцать…

— Ну а мне двенадцать, — сказала Азия. — Следовательно, уже через шесть лет я смогу называться женщиной. Ведь так?

— Допустим, — неохотно, словно ожидая какого-то подвоха, согласился дядя Ваня.

— И вы думаете, я вам не понравлюсь? — продолжала девочка. — Через шесть лет?

— Я… не представляю, — похититель беспомощно развел руками.

— А все уже сейчас говорят, что я очень похожа на маму. А она — настоящая красавица.

— Ты тоже очень красивая девочка, — с усилием выдавил дядя Ваня. — Но все равно никаких таких мыслей в твой адрес у меня нет и быть не может. И не будем больше об этом!

— Хорошо, не будем, — согласилась Азия.

— Пойми, я совсем не за этим тебя сюда привел! — все не мог успокоиться мужчина.

— Я уже поняла, — кивнула девочка. — А зачем тогда? Для чего вы меня сюда привели?

— Видишь ли, — несмело начал дядя Ваня, — дело в том, что твой папа — известный кинорежиссер. На мой взгляд, лучший из наших режиссеров…

— И на мой, — кивнула Азия. — Если, конечно, учитывать только наших режиссеров.

— А ты знаешь и не наших? — удивился дядя Ваня.

— Конечно. Мой самый любимый кинорежиссер — Мидзогути.

— Кто-кто?

— Мидзогути. Надо сказать, что папе, какую бы любовь я к нему ни испытывала, до Мидзогути далеко.

— Возможно, ты и права, — осторожно сказал дядя Ваня. — Но я рад, что ты разделяешь мое мнение, что среди советских режиссеров твоему папе нет равных. Значит, я правильно сделал, что поставил именно на него…

— Что значит «поставил»? — не поняла Азия.

— Понимаешь, — робко улыбнулся дядя Ваня, — мне очень нужно, чтобы была снята одна кинокартина…

— Какая?

— «Нос».

— Картина про нос? — недоуменно хмыкнула Азия.

— Да. По одноименной повести Николая Васильевича Гоголя.

— А, вот оно что, — протянула Азия. — Знаю такого писателя. Мы его проходили. Но мне он не очень понравился.

— Почему же? — казалось, обиженно спросил дядя Ваня.

— Честно говоря, мне вообще не очень нравится русская литература, — пояснила девочка.

— А какая нравится?

— Японская. Мой любимый писатель — Акутагава.

— Я о таком и не слышал, — покачал головой дядя Ваня.

— А о каком-нибудь японском слышали?

— Кажется, ни о каком не слышал…

— Ну вот если бы вы их прочитали — хотя бы Акутагаву, вам тут же разонравился бы Гоголь!

— Нет, этого не может быть, — уверенно возразил дядя Ваня.

— Хорошо, может, и не разонравился бы. Но Акутагава бы точно понравился.

— Не исключено, — уклончиво согласился мужчина.

— Кстати, я сейчас вспомнила! — воскликнула Азия. — У Акутагавы тоже ведь есть