в глубокой яме. То есть у нее там ее дом находился, в этой яме…

Тут Азия отвлеклась от книги и выразительно посмотрела на дядю Ваню, вновь ожидая от него недоуменного вопроса. Но слушатель на этот раз сдержался.

— И вот он спустился в эту яму по веревочной лестнице, — продолжила девочка. — До этого места я дочитала. Продолжим читать отсюда или вы хотите сначала?

— Нет-нет, — любезно отвечал дядя Ваня. — Что было сначала, я уже понял.

— Тогда слушайте с этого места, — сказала Азия. — «…Женщина принесла ему поесть — суп из моллюсков и вареную рыбу… Когда он стал есть, она раскрыла над ним зонтик из бумаги…»

Читала девочка довольно бойко. Учитывая, что она еще и переводила на ходу, эта бойкость поразила дядю Ваню.

3

Роман

С того самого момента, как похититель позвонил Роману, последний не забывал об этом разговоре ни на минуту.

Не забывал Роман и о том, что гнусный преступник очень даже запросто может состоять в его собственной съемочной группе. Какой-нибудь там осветитель или черт знает кто… Кто угодно может быть причастен.

После того, первого обеда, во время которого раздался пресловутый звонок, Роман вовсе перестал обедать.

Во время перерывов он неизменно оставался в павильоне и зорко следил за каждым выходившим и входившим…

Но дни шли, а похититель больше не давал о себе знать.

На съемки как таковые Роману было в высшей степени наплевать. На каждую сцену он тратил лишь один-единственный дубль, что заставляло членов съемочной группы, хорошо знавших Романа по прежней работе, недоуменно шушукаться:

— Что это с нашим Вороновым? Куда он торопится?

— После исчезновения дочери он стал сам не свой…

— Видимо, в этом-то все и дело… Кончился, значит, режиссер Воронов…

Через неделю после съемок Владимир Басов не выдержал и вновь затеял разговор с Вороновым о съемках.

— Роман, что ты вообще снимаешь? — спросил Басов, дождавшись момента, когда все остальные уже разошлись.

— Кинокартину «Нос», — нелюбезно ответил ему Роман.

— А ты уверен, что кинокартину? Может, телеспектакль?

— Владимир, — тяжело посмотрел на него Роман, — я ведь тебя уже предупреждал. Ты здесь только актер.

— Как ты не понимаешь, — со злостью заговорил Басов, — что после такой дешевки от всей твоей хваленой репутации ничего не останется!

— Плевать мне на это, — отмахнулся Роман. Но минимальный интерес в нем все-таки шелохнулся, и он нехотя спросил: — А какая такая у меня репутация?

— До сегодняшнего дня, — охотно просветил его Басов, — она была просто кристальной. Никто на «Мосфильме» не мог такой похвастаться. Не говоря уже о том, что ты абсолютно порядочный человек… хотя и это среди нашего брата редкость… ты еще и безупречно работаешь. То есть работал — до этого проклятого «Носа». Все мы завидовали твоей увлеченности, въедливости, стремлению довести до совершенства каждый кадр… Все дружно говорили, что другого такого фанатика своего дела среди нас нет… И вот теперь этот «Нос». Тебя как будто подменили с ним…

Роман недобро усмехнулся:

— А ты уверен, что я не всегда был таким, как сейчас?

— Да, конечно, не был! — воскликнул Басов.

— Погоди, погоди… Ты ведь со мной раньше не работал. То, что ты мне сейчас поведал, это же только с чужих слов…

— Но я ведь видел и результат! — возразил Владимир. — Я смотрел все твои фильмы, и все они безупречны.

— Это лишь монтаж, — небрежно заметил Роман. — Они становятся такими только на монтажном столе. А до монтажа это обычная куча киномусора.

— Ну а натурные съемки? — не унимался Басов. — Ты же все прежние свои картины снимал вне павильонов!

— Надо же иногда и меняться, — усмехнулся Роман. — Ты этого не допускаешь? А вообще все, что ты сказал про «меня прежнего», это как будто не про меня, а про кого-то другого. На кино мне, по большому счету, плевать, я воспринимаю его просто как работу, причем нелюбимую. Никакой въедливости и стремления к совершенству у меня отродясь не было. Да и человек я вовсе не такой уж порядочный…

— Ну, уж это ты на себя наговариваешь, — не согласился Басов, хотя уже не так горячо.

— Наговариваю? — неприятно улыбнулся Роман. — А ты вот знаешь мою жену?

— Да, конечно! — с энтузиазмом отозвался Басов. — Элла… Красавица, умница, блистательная актриса…

— Так вот этой блистательной я уже давно изменяю, — процедил Роман, глядя коллеге прямо в глаза. — Причем с полной дурой, к тому же бездарной… Ты ее тоже знаешь.

— Ну, это твое личное дело, — протянул Басов и наконец оставил Романа в покое.

Больше он этого разговора не возобновлял.

* * *

А вскоре в павильон к Роману по окончании очередного съемочного дня заглянул его коллега Фигуркин, негласно считавшийся худшим режиссером «Мосфильма».

— Слышал о твоей беде, — произнес Фигуркин, входя и бесцеремонно садясь на единственный свободный стул.

Сам Роман прохаживался вдоль декораций и лишь брезгливо посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Милиция, как я понимаю, и в ус не дует? — продолжал Фигуркин.

На этот раз Роман даже не удостоил его взглядом. Только громко проскрипел зубами.

— Я понимаю, старик, — сочувственно протянул Фигуркин. — Тебе, как говорится, все теперь обрыдло… Но ведь надо же что-то делать, действовать…

Тут Роман наконец не выдержал.

— Слушай, иди-ка ты отсюда, — прошипел он.

— Ну зачем ты так, зачем? — с оскорбленным видом воскликнул Фигуркин и даже поднялся на ноги. — Я ведь тебе помочь хотел, подсказать кое-что…

— Ну валяй, — с ненавистью посмотрел на него Роман.

— Наша доблестная милиция, как известно, — начал Фигуркин, — не способна и стог сена в пору жатвы отыскать…

Роман поморщился. Он знал, что Фигуркин недавно закончил отвратительный фильм на колхозную тему. А теперь, значит, козыряет своими колхозными псевдопознаниями…

— Но не на одну милицию можно уповать в трудную минуту жизни, — продолжал вещать Фигуркин. — Есть и иные силы, способные исполнить то, на что от государства помощи не жди…

— Ближе к делу! — резко потребовал Роман.

Фигуркин моментально принял деловой вид:

— Короче, сообщаю сугубо конфиденциально. Ты, видимо, не знаешь… мне почему-то кажется, что ты не знаешь… Так вот, ты, говорю, не знаешь, а между тем совсем неподалеку от нашей богом оставленной студии живет-поживает… кто бы ты думал?

— Даю тебе еще только пятнадцать секунд, — яростным шепотом отчеканил Роман.

— Я бы так не торопился, — хладнокровно возразил Фигуркин. — Ибо в пятнадцати всего лишь минутах ходьбы от того пятачка, на коем мы с тобой сейчас восседаем… то есть уже не восседаем, а попросту стоим… одним словом, очень близко отсюда живет гражданин, келейно — тебе ведь знакомо