– Просто хочу узнать мужа поближе, – невинно улыбнулась она, собираясь перевести разговор на другую тему. Например, о клинках поспрашивать. Или куда он все деньги просадил, видно же, что дом хороший, только запущенный уже, да и оружие опять же баснословно дорогое…

– Поближе, – хмыкнул Оккар. Иллика сдержалась и не стала объяснять, что это уже совсем другое «поближе». Не то, что некоторые подумали. Не настолько она ещё пьяна, да и никакого вина тут не хватит…

– Мне тридцать три, – сказал вдруг он. – И я – колдун. Что ещё ты хочешь узнать?

– Твой самый большой страх? – не стала молодая жена ходить вокруг да около. И у её мужа даже глаза, кажется, почти нормальными стали от удивления. Молча покачал головой. Илька пожала плечами и сделала ещё один заход. – Что-то, чего ты стыдишься?

Увы, но всё, чего ей удалось добиться – это абсолютного внимания. Он уже не смотрел в камин, отвлекаясь на неё лишь изредка, как в начале разговора, теперь он не сводил с неё глаз, и она даже немного занервничала.

– Я настолько похож на дурака? – спросил то ли с удивлением, то ли с раздражением. Врать она не стала, да ещё и разозлившись на себя за некоторое волнение, которое ощутила от его взгляда, сорвалась почти в прямое хамство:

– Вполне. Ещё и на пьяного.

В конце, правда, обворожительно улыбнулась, чтобы немного смягчить. За что тут же себя и отругала. Как бы не понравиться ему ненароком.

А хотя… а почему бы, собственно, и нет? Влюблённый мужчина – послушный мужчина. Впрочем, есть два «но». Первое – он колдун, так что влюблённым не будет, как ни изворачивайся, а второе… ну не её это, не её! Все эти женские жеманные прыжки и ужимки, томные взгляды, трепетные вздохи, чуть дрожащий голос, случайно оголившееся плечо… Ей это всё кажется странным, недоступным и где-то даже…подлым. Это как вместо честного поединка на мечах выстрелить отравленными иголками в противника из-за угла. Да, эффективно, но… неуважительно и не по-рыцарски. Да и не умеет она, что уж тут тень на плетень наводить…

– А твой самый большой страх? – спросил вдруг Оккар. Как-то опять на удивление мирно.

Ещё несколько дней назад она бы смело заявила, что не боится ничего, теперь же… Теперь она точно знала – боится, почти до животного ужаса боится этого ужасного чувства беспомощности. Когда ты – только наблюдатель, а кто-то чужой, вселившись в твоё тело, начинает жить за тебя твою жизнь.

– Мышей боюсь, – довольно убедительно соврала, как ей самой показалось, но муж почему-то поперхнулся и расхохотался.

– Мы через пять дней едем в Тарргон, – сказал колдун, и это совершенно не вязалось с его ещё, казалось, висящем в воздухе смехом.

В Тарргоне истово поклонялись Деве, терпели Мудреца и Воина, игнорировали Безымянную, полагая, что свою судьбу каждый творит сам, и люто ненавидели Тёмного, сжигая в очистительном пламени всё и всех, кого коснулась его скверна. То есть колдунов, их вещи, дома и всё, к чему они прикасались. Вероятно, жена тоже входит в этот вот перечень всего «осквернённого».

Если бы он сказал «мы через неделю заколем друг друга вот этими вот кинжалами», вряд ли бы она удивилась сильнее.

– Зачем? – только и смогла огорошенно выдохнуть Илька. – Давай я тебя тут прибью, хоть мучиться на костре не будешь!

В ответ ей досталась безрадостная улыбка и мрачный взгляд. И, разумеется, никакой благодарности за заботу.

Всё-таки она странная, эта его жена. Он-то думал, что она спит давно, ан нет, вдруг появилась на пороге в гостиной, отобрала вино и размышлять помешала. Впрочем, за последнее он на неё нисколько не злился – мысли его сплошь были безрадостные и какие-то безнадёжно-тягучие. Всё зашло в тупик. Собственно, в тупик зашло оно не сегодня и даже не вчера, ему и деньги-то были нужны, чтобы как-то организовать всё и сдвинуть дело с мёртвой точки, но становившийся всё яснее день ото дня вывод, что надо ехать в Тарргон, пугал. Да. Если честно, то пугал, и весьма сильно. Но ехать надо. Информации, получаемой окольными путями явно недостаточно, да и искажается она ох как сильно. Значит, ехать. И жену, увы, придётся тоже взять.

Он ещё пытался вернуться к нерадостным, но необходимым раздумьям, но с ней это оказалось попросту невозможно. Сначала она его просто отвлекала. Затем оскорбила, вернее, попыталась. Потом удивила, и – чего ещё от неё ожидать-то? – снова оскорбила. Ну и насмешила под конец. Мышей боится, как же.

Её любезное предложение прибить, чтобы не мучился, он воспринял совершенно спокойно. Сам бы так отреагировал, наверное, на её месте, хорошо хоть право выбора оставила, а то от его жены всего можно ожидать, могла и сразу броситься «прибивать», даром, что не смогла бы.

Но головой на всякий случай покачал.

– Тогда езжай, – пожала она плечами. Как-то совершенно не по-женски, очень резко и чётко, словно нож метала, а не сомнение выражала, но его почему-то это движение заворожило. Возможно, в ней всё же есть некий шарм. А может, это он уже от безысходности, сам себя уговаривает? Или дело в вине… А она тем временем добавила, так же резко и решительно, как и двигалась. – А я останусь.

– Это опасно, – спокойно сообщил он, не желая признаваться самому себе, что любуется её необычной пластикой, и собирался уже добавить, что не сможет её защитить, находясь на расстоянии, а у него есть враги, и они не упустят случая навредить ему, а венчанные богами супруги обычно не переживают один другого, увы, но не успел.

Она расхохоталась и почему-то вдруг согласилась. Ну, почти:

– Ладно, поеду с тобой, мой заботливый супруг… если отдашь мне клинки р’Рах!

Вот дались ей эти клинки. Что она с ними делать-то будет? Небось, позанималась пару месяцев раз в неделю с каким-нибудь наставником, который вообще танцы преподаёт, а оружие и сам еле держит, и возомнила себя великой воительницей. Даже если бы ему было и не жалко – а ему жалко! – всё равно бы не дал: порежется ещё.

– Нет, – терпеливо и спокойно – впору гордиться собой! – ответил колдун. – Ты поедешь, потому что у нас истинный брак, и если убьют тебя, то и я погибну. А на расстоянии я не смогу тебя оберегать и защищать.

– Ты. Меня. Оберегать? Защищать? – переспросила Иллика. Вот даром, что уши оттопыренные, слышит плохо, – с раздражением прищурился Оккар. Впрочем, сейчас уши были прикрыты волосами, но он-то хорошо запомнил её при первой встрече, когда ему показали товар лицом, так сказать. Впрочем, его начинали мучить некоторые сомнения, что «товар», вопреки воле купца Бернея, повернулся тогда к нему совершенно другим местом, и вообще, он получил кота в мешке. Волчицу – вспомнилась ему ассоциация, посетившая его в храме. Ну точно, подсунули волчицу в шкуре овцы. Ладно бы ещё что умела… а то ведь только гонор.

Колдун пожал плечами и не стал говорить, что он сильнее всех известных ему собратьев по ремеслу. Зачем? Глупое хвастовство он никогда не любил, а женщины – они такие. Он-то ей, положим, скажет, просто чтобы она не волновалась и на него положилась, а она ведь хвастаться побежит. А это секрет. Он, Оккар, совершенно не тщеславный и очень осторожный, потому что жить страсть как хочется. И обет незавершённый опять же…