прочесывает меня, одежду, в которой заявилась, и останавливается на кожаной папке, что положила на стол.

Меня бьет внутренняя истерика, и я до сих пор не понимаю, почему пришла и позволяю так с собой обращаться. Кречетов ничего особенного мне не говорит, не делает. Только его взгляды и поведение… Ух… как иголки под ногти загоняет.

– Где гарантии, что ты не скажешь все Оскару?

Скрещиваю руки на груди и откидываюсь на спинку. Саму колотить начинает от этих всех вопросов, оттого, что он весь такой из себя сидит напротив меня и внаглую рассматривает.

– У тебя вообще нет никаких гарантий. Только мое слово.

– Которому верить ни в коем случае нельзя.

Взгляды сцеплены. По ним уже бегут поджигающие искры и раздаются микровзрывы.

Чего мне стоит забрать папку, и будь что будет? Ну, узнает Оскар, насколько я ненормальная, дальше что? Судя по информации, которую я скопировала у бывшего мужа, есть люди еще более поехавшие.

– Я передумала. Не буду тебе ничего отдавать! И катись ты куда подальше, Кречетов.

Под ребрами, как резинка, растягивается страх. Сплющивает все органы. С губ вот-вот слетит очередное проклятие в его адрес.

И я никуда не ухожу…

– Ты как ребенок, ей-богу! Который пытается быть самостоятельным, но в силу своего максимализма и неопытности начинает говорить и творить то, что в дальнейшем только пугает его.

От сказанного пальцы цепляют ближайший столовый прибор и начинают вертеть его в руке, взглядом хочу удавить бывшего мужа, а в груди образуется объемный, мешающий дышать ком.

И правда, в этой одежде, с этой дурацкой папкой и своими мыслями чувствую себя ребенком. Кречетов всегда умел одной лишь фразой раскрыть проблему. Но, черт, легче не становилось никогда. Не знаю, как он там клиентам помогал. Лично я всегда будто вылетала с колеи на встречку под большегруз.

– Знаешь, что?

Глаза мечутся по столу, пока не нахожу недоеденный суп. С него началась наша история, на нем и закончится. С каким-то восторгом от посетившей мысли беру тарелку и выливаю на кипельно-белую рубашку бывшего мужа.

От сделанного радость длится ровно две секунды, следом захватывает ожидание расправы, потом все клетки стягивает ужас.

– Знаешь, почему ты меня никогда не переиграешь? – удивительно спокойно говорит, – потому что я все твои шаги и мысли знаю наперед.

Он бросает взгляд на часы, берет салфетку со стола, вытирает капли томатного супа с циферблата и хмурится. Меня разбрасывает по стенам от его такого спокойствия. Потому что я думала сражаться один на один с его гневом.

– Пять минут и тридцать шесть секунд, Ляль. Я думал, ты продержишься чуть дольше.

Официант вносит чистый комплект мужской одежды, вешает его на вешалку и удаляется, словно его здесь и не было.

– Что это?

– Чистая рубашка, брюки. Пиджак, слава богу, снял заранее. Надеюсь, ты не возьмешь нож и не будешь кромсать чистую одежду?

Макс делает несколько шагов ко мне, давя своей энергетикой, которая покрывает контуры тела как краска. Та стекает ровными подтеками и впитывается.

– Опыт-то у тебя уже имеется, Ляль.

В одну из наших с ним ссор в процессе развода я порезала все его вещи на кусочки. Признаю, сейчас мне кажется это детским поступком. Но тогда… в меня вселился словно другой человек. Ярость горела таким огнем, что я задыхалась и не могла найти выхода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Отшатываюсь от Кречетова. И от своих воспоминаний.

Макс расстегивает пуговицы на рубашке, снимает и, мать его, аккуратно складывает, несмотря на то, что скорее всего выбросит ее в ведро.

Я бы хотела, чтобы за эти два года, что мы не виделись, он заплыл жирком, но скорее у меня появились лишние килограммы.

Украдкой изучаю его тело. По-прежнему сильное, с прорисованными мышцами.

Помню, какая горячая кожа, и как жесткие волоски на груди щекотали меня, когда Макс прижимал меня к себе и толкался.

Боже…

Слышу “лязг” бляшки ремня, “вжик” молнии… Стыдливо отворачиваюсь.

Пот градом стекает по спине, сознание плывет, перед глазами искореженная картина с помехами. Душно, здесь невыносимо душно.

И почему он до сих пор пахнет так же? Как наше прошлое?

– Ты никогда не была стеснительной. Даже наоборот, – умело давит на известные ему кнопки.

Господи! С ним нельзя играть. Ни в какие игры. Кречетов умный противник, который загонит всех слабых игроков в их же сети.

Набираю воздуха в рот и резко поворачиваюсь. В горле застряли невысказанные слова как срезанные шипы роз. Но хочется выплюнуть их даже через боль.

– Ты скотина, Кре… четов.

Бывший муж полностью голый стоит и аккуратно натягивает чистые боксеры. Старые, по всей видимости, пропитались супом.

Застреваю на открывшейся картинке. Тело пощипывает, горячий поток чего-то вязкого стремится к низу, облизывая промежность.

Вдавливаю ногти в ладонь, сжимая ту в кулак. Я не хочу чувствовать то, что чувствую.

– Вспоминаешь? – глухо произносит, наклонившись ко мне.

Прикрываю глаза будто от наслаждения.

Несколько лет назад. Тот же ресторан, может, и кабина та же. Мы два влюбленных, почти женатых. Купались в нашей любви, чувств была так много, что нельзя было не делиться ими.

Касания его помню… здесь. Поцелуи… здесь. И самый яркий оргазм. У этой стены. Толчки быстрые, до упора. Яростные, безумные, как и мы сами. Меня сжимало и разжимало как новенькую пружину, остановиться не могла. Бросало из стороны в сторону, бросало, а я задыхалась. Умирала, раскалываясь на крошки.

А потом нас прервали и попросили покинуть этот ресторан.

– Иди к черту!

– Только с тобой, милая.

На Максе уже надеты чистые трусы, брюки, рубашка практически застегнута. А я все в том вечере нахожусь. Вернуться не получается, хоть плачь от бессилия.

– Может, ну на хер этого Оскара? Давай повторим? – гнусно намекает бывший муж.