– Дилан, смотри, что они с ней сделали! На ней же живого места нет! – из глаз мамы полились слёзы. Она закрыла лицо руками, рыдая, и отвернулась. Этого я и боялась – увидеть мамины слёзы…

У двери в палату я увидела высокого седовласого мужчину. Он виновато косился на всех нас, не решаясь подойти ближе. Кажется, это был директор школы.

Палата была простая, больничная. С белыми стенами, белым потолком, белой постелью. Даже пол напоминал шахматную доску, выложенный чёрной и белой плиткой.

Папа встал с моей кровати и подошёл к маме, успокаивая её. Нежно обняв маму за плечи, папа начал что-то шептать ей. Было видно, что отец и сам с трудом держался, чтобы не зарыдать.

– Да, Дилан, да. Мы уедем. Найдём место безопаснее этого. Элис доучится, и об этом инциденте уже никто не вспомнит. Мы уедем, – приговаривала мама, будто успокаивая нас всех.

– Нет…, – неожиданно для всех прохрипела я. Родители вздрогнули и синхронно посмотрели на меня, – мы…никуда не поедем…, – глаза родителей расширялись всё сильнее и сильнее. Теперь, зная всё положение дел, я не могла уехать. Это место меня привязало к себе, и пока я не найду, как разрезать верёвку, я никуда не поеду.

Возможно мои мысли были глупыми и детскими, ведь я не супергерой какой-нибудь, чтобы наводить порядок в незнакомой мне школе. Но стоило вспомнить страх КЛары, как она вжимала всем телом в подоконник и смотрела вокруг зверинными, дикими глазами…нет, я не могла уехать.

– Но Элис, они же тебя…, – мама не договорила, её глаза вновь застелили слёзы.

– Мы…никуда не поедем…, – повторила я. Глаза сами по себе закрылись, и я провалилась в сон.

Чёрная бездна была прекрасна. Здесь было темно, но легко, спокойно на душе и на сердце. Здесь не нужно было думать, здесь ничто не болело. Я знала, что это не смерть. Но я не понимала конкретно, что это. Просто чёрная бездна, поглощающая меня с головой, будто океан.

******

Открыв глаза уже в следующий раз, я очнулась дома. В своей кровати, в своей комнате. Тело уже не болело так сильно. На улице стояла тёмная ночь. Немного полежав, вслушиваясь в тишину дома, я поняла, что за всё время, проведённое в больнице, (хотя я не знаю, сколько я там пробыла) я достаточно належалась и выспалась. Мне хотелось встать. А ещё мне жутко хотелось пить, в горле пересохло. У меня даже почти получилось подняться на ноги, но боль в лодыжке резко заломила, и я вновь села в мягкую постель. Попытка номер два. На этот раз, помогая себе руками и держась за все выступающие и крепкие предметы, я встала с кровати. Опираясь на спинку, я подошла к окну. Шёл снегопад. Крупными белыми хлопьями сыпал снег. Обычно у нас редко бывает снег. И его, как правило, немного. Но сегодняшний день был исключением. Стоило мне поднять взгляд на окно напротив, как жалюзи резко закрылись.

Пройдя мимо зеркала, я ужаснулась. Сначала, я думала, что вижу совсем не себя, а другую девушку. Под глазом был ещё жёлтый синяк, скула была красная, на носу пластырь, а на губе – кровоподтёк. И это было лишь лицо… задрав футболку, я ужаснулась во второй раз. Рёбра были сплошь покрыты синяками, на животе – огромный синяк и бинтовая повязка, сквозь которую было видно, что у меня текла кровь. Ноги я смотреть не стала. Мне было достаточно увиденного.

Мне вдруг показалось, что за мной кто-то наблюдает. Резко обернувшись, я мельком увидела силуэт в окне напротив, жалюзи которого вновь были открыты. Силуэт и не думал отходить. Неужели Джек наблюдает? Подойдя к своему окну, я закрыла жалюзи. Не хватало ещё, чтобы он меня тут голой видел!

Я решилась спуститься на кухню и попить. На лестнице, правда, я чуть два раза не упала. Угроза жизни была велика, я и так сейчас слишком хрупкая, чтобы падать. Сломать себе ещё пару конечностей в добавок не хватало! Опираясь на всё, что видела под рукой, я добралась до кухни. Мне внезапно так захотелось горячего, моего любимого чая с лимоном. И есть. Заглянув в холодильник, обнаружила сэндвичи, сделанные мамой. Наливая себе чай, я забыла, что родители спят, и загремела посудой.

– Проголодалась? – внезапно спросила мама у меня из-за спины. Вздрогнув, я чуть не уронила горячую кружку и не вылила её содержимое на себя.

– Мам, зачем так пугать? – шикнула я на неё, перенося всё-таки кружку на стол. Так безопаснее.

– Я хотела поговорить с тобой, – мама вздохнула и села напротив меня. Было видно, разговор будет нелёгким. По крайней мере, для неё, – Элис, мы можем уехать отсюда. Мистеру Шедвуду плевать на своих учеников, он отказался выяснять, кто это сделал, – мама вновь вдохнула, – если ты хочешь отомстить, то…мы можем написать в полицию на них. Ты только скажи, кто это сделал, и мы напишем! – затараторила мама, но я её перебила.

– Нет, – она вздрогнула и посмотрела на меня удивлённым взглядом. Почему, когда я говорила «нет» так твёрдо и решительно, у всех была одинаковая реакция? Удивление, небольшой страх, молчание, – никуда мы писать не будем. И уезжать никуда не будем.

– Но почему, Элис?! Тебе это нравится?! – мама повысила тон до крика и обвела меня рукой, указывая на побои.

– Тише, папа спит, – приструнила я родительницу, но она продолжала.

– Он не спит! Он не спит, Элис, потому что он переживает за тебя! МЫ переживаем за тебя! Если они тебя убьют, я просто…просто не выдержу…, – мама опять зарыдала. Не могу на это смотреть. Это невозможно. Моё сердце сжалось так сильно, будто его вот-вот раздавят, – они вновь побьют тебя…на этот раз насмерть…, – плачь мамы становился всё тише и тише, но плечи вздрагивали всё сильнее. Слёзы превращались в истерику, а я превращалась в какого-то монстра, доводящего маму до этого состояния.

– Мам…, – я встала из-за стола. Сэндвичи оставались нетронутыми, кусок просто не лез в горло. Подойдя к маме сзади и обнимая её за плечи, как обычно делал папа, я стояла и молчала, под раздирающие душу всхлипы…

– Они побьют тебя снова…, – повторяла и повторяла мама.

– Нет. Со мной всё будет хорошо, я тебе обещаю. Я могу за себя постоять, ты же знаешь, – глупо было говорить это сейчас, побитой, с болезным видом и уж точно не смелой. Но я успокаивала мать, как могла.

– Они тебя уже избили, Элис. Они сделают это снова, ты это понимаешь? – кажется, мама немного успокоилась, и я решилась её отпустить. Вновь села на своё место.

– Понимаю. Но в этот раз им это не удастся. Мам, ты не знаешь всего, что теперь знаю я.

– Что ты знаешь? – мамаа приободрилась. Но, боюсь, узнай она всё это, её настроение бы резко сменилось. Тогда они точно увезут меня обратно. А я должна остаться – разрезать верёвку.

– То, что знаю я, вы знать не должны. Прости мам, но это так. Я не могу сказать. Но теперь я в безопасности, – вспоминая, как Джек уносил меня с «поля боя», я думала, что теперь я – Волк.

– Но, Элис, любая информация важна! У нас никогда не было секретов друг от друга…, – начала мама, но я вновь пресекла её.

– Нет. Я не могу, – встав из-за стола, я направилась в свою комнату. Мне было плохо от того, что я делаю больно своему родному, дорогому мне человеку. Но по-другому я не могла.