К моему удивлению, Адам Егорович повел меня именно к этому облупившемуся домику. Одупейло очень быстро отомкнул своим ключом железную дверь, закрытую на амбарный замок, и мы оказались в небольшой темной каморке, пропитанной сладковатым больничным запахом, отвратительным до тошноты.

— И это ваша лабо…? — начала было я.

— Т-с-с… Прошу вас, только тихо, — прошептал Адам Егорович, но мне показалось, что у него самого голос испуганно дрогнул. — Черт побери, кого-то, кажется, уже подложили. Утром было пусто. Вообще-то здесь такое редко случается…

— Ой, что это? — перешла я тоже на шепот, разглядев в темноте стол, на котором лежало что-то белое.

— Покойничек, вы же видите, — ответил Адам Егорович. — Не шумите.

Неужели и правда мертвец, накрытый простыней? Но почему-то мне показалось, что в какой-то момент тело чуть заметно пошевелилось. Да нет, я могла бы поклясться, что своими глазами видела волну, прошедшую по белой ткани, которая тут же застыла, обрисовывая контуры человеческого тела.

Честно признаться, мне сразу сделалось как-то не по себе. Но Адам Егорович теперь молчал, слишком не вовремя решив избавиться от своей привычки к многоговорению, и мне нужно было самой лихорадочно соображать, что к чему.

На сверхсекретную лабораторию эта комнатка определенно похожа не была. Хотя в ней сейчас можно было разглядеть лишь встроенный в стену стеллаж с какими-то большими банками и два железных стола посередине, на одном из которых сейчас кто-то зловеще притаился.

Какое все же счастье, что мои зеленые глаза, помимо кошачьего цвета, обладают еще и кошачьим зрением, и я неплохо вижу в темноте. Я пригляделась — один стол был пустым, на другом под простыней кто-то лежал. Может, мне лишь показалось, что ткань пошевелилась?

Ну конечно же! Похоже, сейчас мы пришли не куда-нибудь еще, а в морг. И еще мне было понятно, что сейчас за нами накрепко закрылась входная дверь и Адам Егорович остановился посреди помещения, молча и тяжело дыша в нескольких шагах от меня. Создавалось ощущение, что он задумал что-то недоброе.

Мысли в голове замельтешили с бешеным ускорением. Уж не маньячок ли пожаловал, случаем, по мою душу под видом говорливого клиента? Может, этот странный ученый занимается вовсе не исследованием микробов, а, к примеру, изучением человеческих внутренностей, и ему постоянно необходим свеженький материальчик? Или, допустим, устраивает опыты со своей холерой и чумой на живых людях?

Не зря же он с таким вдохновением рассказывал про японского генерала, который проводил всевозможные эксперименты над военнопленными, заставляя их глотать палочки всевозможной заразы? Или про Геринга, которому Гитлер, оказывается, тоже поручал как можно скорее проверить на людях эффективность бактериологического оружия, чтобы использовать в войне?

А чего хочет конкретно от меня этот чудик? Может быть, его задача — заманить в эту так называемую лабораторию очередного человечка, чтобы было с кем работать, экспериментировать с новым увлечением?..

Но в таком случае Адам Егорович Одупейло на этот раз выбрал для своих опытов крайне неудачную кандидатуру. Не зря же я, в конце-то концов, имею черный пояс по карате?

И потом — он наверняка думает, что я сейчас ничего не вижу и не понимаю, где нахожусь, и даже не замечаю его сообщника. Надеясь, что я невольно растеряюсь в темноте, он, наверное, собирался взять меня голыми руками вместе с помощником, который затаился под простыней.

Не тут-то было! Почувствовав, как Адам Егорович вдруг цепко сжал мой локоть в темноте, я резко схватила его за руку и заломила назад. Таким образом великий ученый попал в тиски, из которых ему выбраться в одиночку было совершенно невозможно. При этом я держала в поле зрения того, кто прятался под простыней. Маловероятно, что своими черными делишками этот подслеповатый доходяга занимался в полном одиночестве, так что нужно быть готовой к серьезному бою.

— Ой-ой-ой, — взвыл в темноте Адам Егорович. — Что вы, Танечка, больно же! Ой-ой-ой, отпустите…

— Зачем вы привели меня сюда? — спросила я сквозь зубы.

— Ну вот, я же говорил, надо было все объяснить заранее. Но я не думал, что вы меня так… Отпустите же, в конце концов…

— Зачем вы привели меня в морг?

— Но что делать? — быстро зашептал в темноте Адам Егорович. — Наша лаборатория специально размещена здесь же, под землей, другим путем в нее никак не попадешь. И потом — здесь крайне редко кто-нибудь появляется из… неживых, всего несколько раз в год.

— Ничего не понимаю. Чушь какая-то…

— Понимаете, подобное размещение секретного объекта является дополнительной гарантией того, что никто лишний раз не будет любопытствовать и залезать сюда. Насколько я знаю, так устроено не только в нашем городе, но и в ряде других мест: руководство пришло к выводу, что устраивать лаборатории таким образом целесообразно по многим соображениям. Конечно, это несет некоторые неудобства для сотрудников, но они не столь уж значительны, если учесть, что свою, образно говоря, подводную лодку мы покидаем нечасто. Я лично — от силы раз в году, Лепесточкин — пару раз в месяц. Честно признаться, я даже и не предполагал, что на дворе бушует такая весна, на каждом углу сиренью торгуют и еще вот эта, беленькая и душистая, везде расцвела.

— Черемуха, — подсказала я Адаму Егоровичу, немного успокаиваясь, хотя это слово сейчас у меня ассоциировалось только со знаменитым отравляющим газом.

— А вы вон какая сильная и ловкая девушка, оказывается! Кто бы мог подумать! Мне даже как-то немного приятно, что вы меня сейчас так держите, особенно вот теперь, когда стало совсем не больно… — пробормотал Адам Егорович, смущенно хихикнув в темноте.

Я несколько устыдилась своей подозрительности, которая, впрочем, как показывает практика, никогда не бывает излишней, и отпустила бедного старичка из своих невольных, сильных объятий. А то еще возомнит что-нибудь не то! Представляю, какая великолепная получилась бы сексуальная сцена на столе в морге с полусумасшедшим старым ученым, переболевшим к тому же всеми ужасными болезнями, которые только бывают на свете, включая все виды тропической лихорадки. Наверное, картина бы получилась «сверхэкзотической», ну просто готовый сценарий для Голливуда.

— Ну, вы все же теперь потише, — сказал Адам Егорович, подводя меня к стеллажам, которые вдруг сами как в сказке отодвинулись в сторону, открывая замаскированную железную дверь в стене. — Предупреждаю, вниз ведет крутая лестница, вы уж все-таки за меня потихоньку придерживайтесь, не стесняйтесь. Договорились? Я буду светить фонариком.

Дверь бесшумно открылась, и мы оказались на маленькой площадке, обложенной голубым «туалетным» кафелем, по которому Адам Егорович быстро скользнул фонариком.

Но при свете луча я успела заметить, что под ногами у нас была глубокая шахта, настоящая черная бездна.

— Вы не удивляйтесь, — шепотом сказал Адам Егорович, быстро захлопывая за собой дверь. — Мировой опыт показывает, что мини-лаборатории, подобные нашей, удобнее всего устраивать под землей. Максимальный срок эксплуатации — тридцать лет, за которые как раз сменяется десять команд ученых. Потом бункер засыпается землей, и новую лабораторию устраивают совсем в другом месте.