— Да.

— Какие же? О чем вы прежде всего подумали, когда я произнес слово «спрос»?

— Об одном телефонном разговоре.

— Что это был за разговор? Следуйте за мыслью, не форсируя ее.

— Разговор с покупателем.

— Что он сказал?

— Я… я не помню.

— Не бойтесь говорить начистоту. Если бы вы знали, чего только мне не приходилось выслушивать в этой комнате! Смотрите на меня как на исповедника или, еще лучше, как на врача. Вспомните! Покупатель был недоволен чем-нибудь?

— Не думаю.

— Вы должны понять, что я не в силах помочь вам, если вы не захотите помочь мне.

Господин Хейвелинк вскочил.

— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать дерзкие вопросы! Я пришел узнать, что означает мой сон! Меня собираются ограбить? Отвечайте! Собираются меня ограбить, что ли? Вот что мне нужно знать!

Доктор Циммертюр улыбнулся.

— Милостивый государь, вы не фараон, а я не Иосиф, обладающий даром пророчества. Я пытаюсь чисто научными методами объяснить, почему пациента мучают определенные мысли, почему ему снятся определенные сны, и таким образом мне удается иногда спасти его от навязчивой мысли или сна. Но будущего я не предсказываю.

Господин Хейвелинк насмешливо посмотрел на него.

— Вот как? Не предсказываете? Но сны-то вы объясняете? Как же вы объясните мой сон, осмелюсь спросить?

— Хотите выслушать мое объяснение?

— Да.

— Мое объяснение, — сухо начал доктор, — заключается в следующем. Не отдавая себе в этом отчета, вы подхватили несколько выражений и понятий из области политической экономии. Одно из основных понятий — как раз то самое, которое говорит о предложении и спросе. Если предложение какого-нибудь товара велико, а спрос мал, товар бывает дешев; если спрос велик, а предложение мало, то товар дорожает. В один прекрасный день вы продаете покупателю какую-нибудь антикварную вещь. Через некоторое время покупатель делает открытие, что спрос на эту вещь не соответствует предложению — иными словами, что он заплатил цену оригинала за копию. Он звонит вам по телефону и высказывает свое мнение. Этот телефонный разговор в форме сна… Выражаясь по-старинному, тут можно было бы сослаться на нечистую совесть…

— Довольно! — закричал антиквар, пылая обидой. — Сколько стоит консультация? Я предполагаю, что она не бесплатная!

Доктор указал на кусочек картона с обозначением цен.

— Тридцать гульденов? Покорно благодарю! Тридцать гульденов за недопустимые намеки… тридцать гульденов за объяснение, которое… Никогда не слыхал ничего подобного! Я честный купец, и я…

Он порылся в бумажнике, заплатил и исчез.

На этот раз он совсем забыл затворить за собой дверь. Доктор Циммертюр опять показал свой бледный профиль в дверях приемной:

— Следующий!

В тот же вечер в антикварную лавку на Пийльстег зашел пожилой, приличного вида господин. Старинного устройства звонок нарушил тишину лавки, и владелец ее с совершенно обезумевшим взглядом опрометью выбежал из задней комнаты. По его туалету было видно, что он только что отдыхал после обеда. Покупатель был настолько воспитан, что не обратил внимания на его внешность. Он начал осматривать витрины и через несколько минут нашел, что время для начала разговора назрело.

— У вас очень разнообразная торговля, — начал он. — Монеты, картины, фарфор… поистине вы можете сказать, как Теренций: ничто человеческое мне не чуждо.

— Сколько времени этот проклятый сон будет мучить меня? — бормотал про себя антиквар. — Вы нашли то, что вам нужно?

— Да, кое-что нашел, — отвечал покупатель, удивленный обращением господина Хейвелинка. — Кое-что.

— Вот как? — Антиквар завязал брови узлом. — Я беру на себя смелость уверить вас, что мой магазин…

— Ваш магазин исключительный, — успокоил его покупатель. — Но именно потому, что выбор у вас так богат, я и испытываю еще большее разочарование. Я надеялся найти у вас одну определенную вещь, которую давно разыскиваю.

— Что это такое? — спросил господин Хейвелинк. — Если только она имеется, я достану ее в течение одного месяца.

— Не обещайте слишком много! — посоветовал покупатель с легкой улыбкой. — Это флорентийское двойное скудо времен Савонаролы, его я и разыскиваю повсюду.

В глазах антиквара появилось выражение неподдельного почтения.

— Двойное скудо Савонаролы! — повторил он. — Да, они попадаются не каждый день. Был у меня как-то один экземпляр, но это было давно. Во всем мире вряд ли их найдется две дюжины.

— Насколько известно, нет, — согласился незнакомец. — До своего сожжения Савонарола не успел выпустить в оборот много денег. Он был монах, он хотел, чтобы Флоренция непосредственно управлялась Провидением, а деньги — это в лучшем случае неизбежное зло для государства, не принадлежащего к этому миру.

Господин Хейвелинк перелистывал каталог, не слушая его.

— Тысяча четыреста гульденов! — пробормотал он, опустив нижнюю челюсть. — Вот не думал!

— Неужели тысяча четыреста гульденов — так много для двойного скудо Савонаролы! — воскликнул с удивлением покупатель. — Не понимаю вас. Подумайте о том, как ничтожно предложение. Кроме того, ваш каталог устарел. Кажется, последняя цена — тысяча восемьсот гульденов, а я должен сказать, что с радостью отдал бы за него в любой момент и две тысячи пятьсот. Сколько с меня за эти мелочи?

Господин Хейвелинк с трудом сосредоточился, чтобы подсчитать, сколько стоили римские монеты, купленные незнакомцем.

— Восемьдесят пять гульденов, — проговорил он голосом, молящим о прощении за ничтожество суммы. На самом деле это была только удвоенная сумма стоимости монет. — Куда прикажете послать?

— Восемьдесят пять? Пожалуйста! Благодарю вас, пошлите их, пожалуйста, в «Европейскую гостиницу». Вот моя карточка. А если вы случайно наткнетесь на двойное скудо — я говорю: «случайно», — то вы знаете, где я живу.

Он ушел с улыбкой изысканной вежливости. Господин Хейвелинк проводил его, склонившись, до самой двери, ибо покупатель, который не торгуется, прекрасная и редкая птица в антикварном деле. А вечером сам занес небольшой пакет в «Европейскую гостиницу». Генеральный директор Себастиан Халльман, Стокгольм? Как же, генеральный директор живет в гостинице и пробудет здесь еще целый месяц.

Полтора миллиарда человек дышали, каждый, в среднем, двумя легкими; самые необычайные питательные вещества питали их материальное «я»; самые необычайные мысли питали их нематериальное «я». А на Хееренграхт в Амстердаме доктор Циммертюр старался разгадать те их мысли, которые казались им странными и тревожными и мешали в их борьбе за существование с полутора миллиардами со-человеков.