А тогда они устроились неплохо: Регина будто бы загорелась поменять обстановку нескольких комнат в доме. Артур и тут не был против. «Делай что хочешь, — сказал он жене, — меня только избавь от этих твоих перестроек и перестановок, у меня работы пропасть. Вон Виктор свободен, попроси его помочь!». Со слепого одобрения мужа и под косыми взглядами свекрови двойная жизнь пошла уже всерьез. Раза два в неделю Регина с Виктором с утра отправлялись якобы по магазинам; они и в самом деле что-то покупали и заказывали, загружали в багажник Регининой машины банки с краской, рулоны обоев, отрезы декоративной ткани, а затем отправлялись к нему на квартиру.

Регина в сексе была поначалу жадной и любопытной, но еще более неутомимой она была в разговорах о любви. Виктору даже казалось, что она спешит насытиться физической близостью, чтобы поскорей перейти к разговорам. Если Виктор казался ей спокойным и довольным, она искала повод драматизировать их отношения и быстренько находила его. «Ты даже не ревнуешь меня к Артуру!» — и приходилось ее ревновать. «Неужели ты ничуть не страдаешь из-за того, что мы обманываем моего мужа и твоего друга?» — и Виктор послушно принимался страдать. Словом, Регина жила полной жизнью — как она ее понимала. Она похудела, но очень похорошела, темные глаза ее постоянно блестели, пухлые губы стали яркими и без помады.

Артур никаких перемен в жене не замечал, а если что-то и замечал, то не придавал увиденному значения. Не спрашивал он и о ремонте, а если Регина начинала с ним советоваться или пыталась отчитаться, он неизменно отмахивался: «Как сделаешь, так и хорошо! Лишь бы тебе самой нравилось!» Виктору он продолжал оказывать полное доверие и всячески подчеркивал свое дружеское расположение. Время от времени он даже предлагал Виктору деньги, причем суммы достаточно крупные, чтобы это не выглядело подачками, и говорил при этом: «Возьми-ка в долг до лучших времен!» Суммы эти, разумеется, никак специально не оговаривались, никаких расписок Виктор Артуру не давал, и было совершенно очевидно, что всерьез об их возвращении ни тот, ни другой не думали.

Одна Рахиль Моисеевна все видела, все понимала и тихо кипела от еле сдерживаемого негодования. Как-то она даже намекнула Регине, что та слишком «сдружилась с приятелем мужа» и что к добру это не приведет. В ответ Регина закатила истерику, наорала на свекровь и пожаловалась мужу. Артур попросил мать не приставать к Регине и оставить свою подозрительность: «Мама, Регина взрослый человек и сама знает, что делает». Рахиль Моисеевна послушно умолкла, не умея перечить своему замечательному сыну, кормильцу всей семьи и — подумать только! — владельцу настоящей немецкой фирмы! Но Виктора она перестала замечать и за общими трапезами говорила о нем исключительно в третьем лице и без имени: «Артур, передай своему другу хлеб!» Это «твой друг» звучало так ядовито, что Виктор поеживался, а Регина смотрела на свекровь с молчаливой ненавистью…

Виктор тянул пиво сквозь зубы, тонкой струйкой. Любимый монастырский «оптиматор» сегодня отчего-то казался невкусным: то ли пиво переслащено, то ли в него переложили солода — в общем, не то и не то. Возможно, ему просто попалась бутылка, налитая со дна бочонка. Блондинка напротив уже допивала свое пиво, так ни разу и не взглянув на него…

Конечно, узость взглядов и, что уж там таить, полное бескультурье Регины наводили на него оторопь. Когда она в первый раз сказала ему, что за жизнь не прочитала ни одной книжки, он ей не поверил. Но потом он убедился, что так оно и есть: Регина не читала книг и не понимала, зачем это надо делать.

— Разве это плохо? — удивлялась она. — Другие не катаются на коньках, не играют в теннис и не умеют ездить верхом, а вот я все это умею! Знаешь, некоторые люди даже не водят машину: согласись, что это гораздо более нецивилизованно, чем не читать книжек.

— Но ты же училась в школе! Как же ты отвечала по литературе, писала сочинения, сдавала экзамены?

— Ну, мое дело было ходить в школу и хоть что-нибудь отвечать на уроках, а уж отметки — это была папина забота. Деньги, милый мой! А у моего папочки они были. У меня, между прочим, в аттестате зрелости нет ни одной тройки.

— Так ты что, и «Муму» не читала?

— Что еще за «Муму»? Французский роман какой-нибудь?

Виктор захохотал и покатился, колотя кулаками по песку. А Регина взяла бутылку минералки и вылила ему на голову, чтобы привести его в чувство, и при этом тоже весело смеялась.

Так вот и тянулся их берлинский роман, ни шатко, ни валко, пока ни к чему не приводя. Но однажды Виктору позвонила Жанна и сообщила, что ее уже зачислили в постоянный штат радио «Свобода» и она подыскивает для них квартиру, так что пора и ему переезжать в Мюнхен: даже если для него вакансия на радио откроется не сразу, с ее постоянной «американской» зарплатой им не о чем беспокоиться. Виктор стал искать повод для отсрочки:

— Жанна, у меня же нет денег на переезд! Я два месяца не платил за квартиру, да еще надо заплатить по счетам за газ, электричество, телефон…

— Сколько тебе нужно? — сразу спросила Жанна.

— Ну, тысяч пять, я думаю, должно хватить. — Он уже придумал план: надо уговорить Артура отпустить их с Региной и детьми на недельку на балтийскую дачу Артура, а для этого нужны и свои деньги: вечерами они будут укладывать детей спать, а сами уходить в ресторан. За эту неделю необходимо будет окончательно решить их дальнейшие отношения с Региной. Кроме того, деньги ему нужны будут, чтобы показать Регине, что он не такой уж нищий…

Но у Жанны был характер и, что еще хуже, ума у нее тоже хватало.

— Пять тысяч — это слишком много. Ты заплати за квартиру и сдай ее хозяину, а по остальным счетам мы заплатим отсюда. Жду тебя через неделю, тут полно всяких проблем, надо подыскивать квартиру, а у меня на радио идет испытательный срок. В общем, ты мне нужен здесь, — и она повесила трубку.

Он пытался ей дозвониться и отговориться от немедленного переезда, но в пансионе, в котором временно жила Жанна, телефон не отвечал, а ее рабочего номера он не знал. Пришлось сказать Регине, что жена требует его переезда в Мюнхен, и она, как водится, закатила истерику.

— Ты меня не любишь! — кричала она, заливаясь слезами. Она рыдала и грозила покончить с собой, немедленно все рассказать Артуру, сойти с ума, бросить его, Виктора… Он обнимал ее, целовал, уговаривал и даже взывал к ее здравому смыслу:

— Пойми, Регина, я не мальчик, и мне тоже нужна постоянная работа, а в Мюнхене есть возможность ее получить. Должен же я подумать о своем социальном положении?

— Нет, ты меня не любишь! Иначе ты не собирался бы променять мою любовь на работу. Чем тебя не устраивает твое теперешнее положение?

— Регина, безработный любовник — это не положение даже в самом дурном обществе.

— Не дури мне голову! Ты просто хочешь вернуться к своей жене, этой интеллектуалке, которая не умеет тебя ценить. Неужели ты все еще любишь эту женщину?

— Региночка, девочка, ты же знаешь, что ты моя единственная любимая женщина. Но, к сожалению, ты жена другого… У нас с тобой нет никаких перспектив.