– Что ж, это кажется мне справедливым. – София одарила мужа медленной любящей улыбкой и на мгновение крепче сжала его руку, лежащую поверх ее груди, покачиваясь при этом, будто бы испытывая огромное удовольствие, грозящее поглотить ее целиком. Внезапно она в один прыжок поднялась на ноги и тут же грациозно опустилась на колени, разметав по земле вокруг себя свои красивые изумрудно-зеленые юбки.

Муж ее в это время шире раздвинул ноги, чтобы облегчить ей доступ.

«Какая досада! – подумала Беатрис. – Мне же ничего не видно!»

Внезапно наблюдение за происходящим стало для нее самым важным на свете, и, не обращая внимания на ветви и широкие листья вьющихся растений и кустарников, Беатрис принялась незаметно продвигаться вперед в гроте в поисках лучшей перспективы.

Когда же это ей удалось, пришлось прижать затянутую в перчатку ладонь к губам.

София Шамфлёр сосала мужское достоинство своего мужа! И совершенно очевидно наслаждалась этим процессом, судя по издаваемым ею звукам и едва различимому «М-м-м-м!».

Беатрис наблюдала за ними во все глаза. Первоначальный шок, испытанный ею, сменился полным восторгом.

«Интересно, каков он на вкус? Сладкий? Или соленый? А на ощупь? Он кажется гладким, шелковистым и сияющим, даже на том участке, который она не может заглотить…»

Познания Беатрис в области мужского тела и физиологии происходили из просматривания нескольких толстых книг, хранящихся в библиотеке Вестерлинна. Тома эти были заперты под замком, и для того, чтобы получить доступ к ним, ей пришлось воспользоваться шпилькой для волос. У нее не было достаточно времени, чтобы основательно изучить эти книги, но, даже обладая самыми начальными познаниями, она с легкостью поняла, что господин Шамфлёр получает от происходящего большое наслаждение. Должно быть, любой мужчина почувствует себя на седьмом небе от счастья, когда его возлюбленная станет принимать самый чувствительный орган его тела в рот – этот источник жара и влаги – и будет посасывать и лизать его.

Похоже, Софии Шамфлёр тоже нравилось то, что она делает. Хотя ее гладкое прекрасное личико исказилось оттого, что рот смыкался вокруг непомерно большого члена мужа, она при этом ухитрялась улыбаться, а ее прекрасные глаза искрились.

«Ей нравится доставлять ему удовольствие», – решила Беатрис.

Ей было ненавистно вспоминать о Юстасе именно сейчас, но она не могла не признать, что даже в моменты наибольшего очарования им и помыслить не могла о том, чтобы поцеловать его подобным образом. Томми, возможно, и да, но только не Юстаса, нет, никогда! При мысли об этом Беатрис содрогнулась всем телом, по коже ее побежали мурашки.

«Но вот вас, мистер Ритчи, я бы поцеловала… Да, поцеловала бы».

Эта идея показалась ей совершенно нелепой. Абсурдной. Немыслимой. И все же перед ее мысленным взором появилась совсем иная картина, гораздо более отчетливая, чем любой непристойный снимок.

Вместо счастливой Софии Шамфлёр, сидящей на коленях и ублажающей своего обожаемого мужа Эмброуза, Беатрис увидела себя, с энтузиазмом сосущую огромный сияющий мужской орган Эдмунда Эллсворта Ритчи.

На этот раз она не стала прикрывать рот рукой. На этот раз она ничего не могла сделать и не боялась выдать себя случайным звуком. Это было сравнимо с тем, как если бы гигантская рука вдруг отодвинула ее в сторону, не в физическом, а в психологическом смысле. Мысли и образы были слишком шокирующими, чтобы ее онемевший мозг сумел их обработать, но губы как наяву ощущали вкус члена мистера Ритчи.

Непрерывно облизывая губы и одним глазком продолжая наблюдать за Шамфлёрами, Беатрис внезапно испытала странное состояние. Время как будто остановилось, и все мысли и действия стали двигаться со скоростью улитки. Руки ее безвольно опустились вдоль тела, и она наблюдала за тем, как медленно, дюйм за дюймом, ползут вниз по ее затянутой перчаткой руке ленты, удерживающие ее веер, крошечную вечернюю сумочку и танцевальную карту.

«Когда они упадут окончательно, – подумала девушка, – то произведут шум, и Шамфлёры обнаружат мое присутствие».

Едва ей пришла в голову эта мысль, она поняла, что меньше опасается быть раскрытой, нежели того, что нарушит приятное занятие своих друзей.

Как будет обидно, если Эмброуз так и не достигнет пика наслаждения, даруемого ртом его жены.

Не успели эти странные думы померкнуть в ее сознании, как чья-то рука, но не ее собственная, поймала ее вещи, предотвратив их неизбежное падение на выложенную плиткой дорожку.

Кто же этот ловкач, этот иллюзионист? Этот человек, который второй рукой, обладающей недюжинной силой, обхватил ее за талию и прижал к себе?

Беатрис даже не поняла, что падает.

– Тише.

Предостережение прозвучало едва различимо, но она тут же узнала этот голос, исходящую от тела мощь и изысканный аромат лосьона после бритья. Едва вдохнув его, она почувствовала, что ноги стали ватными. Стоять прямо было выше ее сил.

Беатрис покачнулась, и сильная рука, все еще поддерживающая ее за талию и прижимающаяся прямо через корсет к телу, снова не дала ей упасть.

– Идем.

Его низкий голос в очередной раз волной прокатился по ее телу, заставив его вибрировать там, где тела их соприкасались. У Беатрис больше не возникало вопроса, кто этот таинственный незнакомец. Казалось, она только и ждала того, чтобы он присоединился к ней. Ждала даже тогда, когда вообще не была с ним знакома.

Наполовину ведя ее, а наполовину таща за собой, он стал удаляться от происходящей на лавочке сцены. Шамфлёры были всецело поглощены доставлением друг другу наслаждения. Веер Беатрис, раскачиваясь на ленте, ударялся о стволы пальм и производил вполне различимый шум.

Последнее, что она увидела в затерянном в джунглях гроте, был обращенный на нее взгляд Эмброуза Шамфлёра. Мужчина улыбнулся и тут же застонал, точно дикое животное, в экстазе закатывая глаза.

Когда они отошли на значительное расстояние и больше не рисковали быть увиденными мужем и женой, Беатрис тут же попробовала высвободиться из объятий Ритчи, но в следующее мгновение столь же внезапно оставила попытки. Зачем показывать этому чудовищу, что его присутствие приводит ее в бешенство? Особенно теперь, при наличии еще одного развлечения, которое невозможно было игнорировать.

Даже через несколько слоев одежды Беатрис почувствовала, что в бедро ей упирается что-то твердое. Теперь, после всего увиденного в гроте, у нее не оставалось ни малейших сомнений касательно того, что это может быть.

«Похотливое животное!» – мелькнула у нее в голове мысль.

– Отпустите меня, мистер Ритчи, – прошипела она, когда он силой протащил ее через высокие французские двери, возвращая обратно в дом. Они оказались в другой части громадного особняка Саувернов, на некотором расстоянии от того входа, через который она попала в оранжерею.

«Я потерялась. Потерялась в этом огромном незнакомом доме, к тому же оказалась наедине с мужчиной, у которого имеются гораздо худшие изображения меня, чем даже у самого Юстаса Ллойда».