Еще через два квартала впереди показалась знакомая вывеска проектного бюро. Несмотря на вечерний час пик, Клюву повезло припарковаться на стоянке, а не где попало, как в первый раз, и бригада с удобством, без лишней нервотрепки пронаблюдала за процессом погрузки в машину жены клиента, внешность каковой подверглась оживленному обсуждению и была единогласно одобрена. Баба глядела хмуро, но в глазах ростовских гопников это ее ничуть не портило, поскольку хмурилась она не на них. Кроме того, все трое давно привыкли не обращать внимания на выражение лица тех, кого брали в крутой оборот, потому что в такой ситуации оно, выражение, рано или поздно делается примерно одинаковым у всех, независимо от пола, возраста и телосложения. Приятным это выражение не назовешь, дела оно никоим образом не меняет, а раз так, то и париться по поводу чьих-то сердито нахмуренных бровей не стоит. В конце-то концов, если говорить о данной конкретной телке, пощупать ее при случае пацаны намеревались вовсе не за брови.

Из проектного бюро черная «БМВ» направилась прямиком в аэропорт — опять же, как и предполагалось. Там, в аэропорту, настал момент истины. Напряжение было таким сильным, что его почувствовал даже толстокожий Хомяк: а вдруг все-таки улетят оба? Вдруг второй чемодан лежит в багажнике со вчерашнего дня или целую неделю, и они его просто не заметили?

Потом напряжение немного спало: чемодан таки был один. На него оглядывались — видимо, из-за расцветки, — и Клюв заметил, что жена клиента, пока позволяют обстоятельства, старается держаться от него в сторонке, делая вид, что не имеет к этому ярко-розовому кошмару никакого отношения. Зрелище было забавное, но продолжалось оно недолго — ровно столько, сколько понадобилось, чтобы дойти от парковки до оснащенных фотоэлементами автоматических раздвижных дверей пассажирского терминала. Стеклянные створки плавно разъехались в стороны и снова сдвинулись, в людской толчее последний раз мелькнул розовый чемодан, и потянулись минуты нескончаемо долгого тревожного ожидания.

Через час, показавшийся Клюву и его бригаде вечностью, клиент вышел из терминала — один, без бабы и чемодана, чем сильно обрадовал заждавшихся компаньонов. Остановившись на площадке перед входом, он первым делом нацепил свои темные очки, хотя солнце уже почти коснулось линии горизонта далеко за летным полем, по ту сторону здания аэропорта.

— Понтуется фраерок, — высказался по этому поводу Змей.

— Ничего, уже недолго осталось, — сказал Хомяк.

Клюв промолчал. Он был согласен с обоими, но не считал нужным тратить слова на констатацию очевидных фактов. Неприязнь к клиенту никуда не делась, но никаких эмоций в отношении него Клюв не испытывал: перед ним был не человек, а просто один из миллионов набухших сосков гигантского вымени под названием Москва. Вымя едва не лопалось от шальных денег; его доили, доят и будут доить все, кому не лень, но оно от этого не оскудеет. Способов дойки существует множество; некоторые соски приходится нещадно отрывать, как вскоре будет оторван вот этот отросток в темных очках, но вымя на это никак не реагирует — их, сосков, у него чересчур много, и потеря одного или нескольких обычно остается незамеченной.

Покончив с процедурой водружения на переносицу абсолютно ненужных солнцезащитных очков, клиент направился к машине. На мгновение блестящие темные линзы обратились в сторону припаркованной неподалеку от «бумера» «десятки», но их владелец опять не обратил на машину преследователей внимания и, равнодушно отвернувшись, спокойно уселся за руль.

— Вот лошара, — пренебрежительно фыркнул Змей. — По ходу, если мы к нему буксирным тросом привяжемся, он нас и тогда не заметит!

Хомяк обернулся к нему всем телом, заставив жалобно скрипнуть пружины продавленного сиденья.

— Если не нравится, подойди к нему и прямо предъяви: слышь, ты, терпило, мы тут на твою тачку глаз положили. Мыслим, короче, тебя на перо поставить, а «бумер» за хорошие бабки уважаемым людям втюхать. Целый день у тебя на хвосте висим, а ты, падло, ни ухом, ни рылом… Хоть бы ментов вызвал, что ли!

— Точно, — запуская двигатель, поддакнул Клюв. — Так ему и скажи. Только сперва завещание составь, потому что при таком раскладе в Ростове тебя живым больше не увидят.

— Дыхание поберегите, — нимало не смутившись, посоветовал Змей. — А то так на меня наезжаете, что потом на клиента здоровья не останется.

Из аэропорта клиент направился не в кабак и не к любовнице, как можно было ожидать от человека, только что хотя бы на время сбросившего с шеи тугой хомут супружеских обязанностей, а к себе домой. Он даже не заехал в магазин; это означало одно из двух: либо у него дома достаточно спиртного, чтобы не бояться умереть от жажды, либо он настолько никчемное создание, что даже не пьет.

— Это чего? — изумленным голосом озвучил мысли Клюва Змей. — Это он сейчас чайку похлебает, по телеку фильмец позырит и баиньки?

— Если успеет, — сквозь зубы уточнил Клюв, загоняя машину в знакомый двор.

Солнце уже зашло, синие майские сумерки густели прямо на глазах. В домах одно за другим загорались окна, в воздухе полупрозрачной сырой кисеей повис невесть откуда взявшийся туман. Он тоже постепенно густел, размывая очертания предметов и рассеивая рубиновый свет тормозных огней остановившейся на дворовой стоянке «БМВ». На затененной кронами старых лип стоянке было уже по-настоящему, почти как ночью, темно. Действуя по наитию, как и надлежит уважающему себя, удачливому гопнику, Клюв резко газанул, увеличив скорость, и так же резко затормозил в паре метров от «бумера», хозяин которого только что выбрался из салона.

Клиент замер, с головы до ног залитый слепящим светом фар, как застигнутый врасплох на ночной дороге заяц, держась одной рукой за верхний край приоткрытой дверцы, а другую, правую, запустив за левый лацкан пиджака, словно у него от испуга прихватило сердце. Его темные очки, которые этот столичный фраер так и не удосужился снять, ярко блестели отраженным светом, как будто ему ввернули в глазницы пару электрических лампочек, а провод вставили… ну, куда удобней, туда и вставили.

Что-либо объяснять или подавать команды не было необходимости: каждый знал свою роль назубок, и каждый видел, что миг, ради которого они приехали в Москву, настал.

Три крепкие руки почти синхронно легли на дверные ручки. Теплая от соседства с телом рукоятка ножа, как живая, скользнула Клюву в ладонь, и пальцы привычно сомкнулись на ней, лаская уютные гладкие выемки в упругой, шелковистой на ощупь резине. В костлявом кулаке Змея тускло блеснул округлый бок маленького жестяного цилиндра: при всех своих многочисленных ценных талантах бойцом Змей был никудышным и предпочитал в случае нужды выводить противника из строя на расстоянии таким несерьезным, бабским оружием, как аэрозольный баллончик с перцовым газом. Только могучий Хомяк не стал вооружаться, поскольку ударом кулака мог свалить с ног бешеного носорога. Как там на самом деле могло бы выйти с носорогом, Клюв не знал, зато своими глазами видел, как Хомяк однажды на спор кулаком выбил кирпич из русской печки — выбил, что характерно, одним ударом и без видимых негативных последствий для здоровья.