и направился в ванную. Включив воду, я вошел в роскошный душ моей главной ванны. Я позволил воде смыть ночь. Мне хотелось, чтобы это смыло гнев и разочарование, которые наполняли меня и были готовы выплеснуться наружу.

Глядя на встроенную полку в душе, я остановился на шампуне и кондиционере моей жены, которые все еще лежали там. Мытье тела тоже. Мне следовало избавиться от этого. Аромат все еще сохранялся в ее флаконах, все, что мне нужно было сделать, это открыть их.

Я вспомнил ее запах, тот неповторимый запах фиалок. Каждый раз, когда мы вместе принимали душ, запах сохранялся вокруг меня часами, несмотря на то, что я сам мыл тело. Я намыливал ей волосы, помогал ей распутать рыжие колтуны. Она была так отзывчива на каждое мое прикосновение. Я до сих пор помню каждый ее стон, каждое ее прикосновение во время нашего последнего совместного душа.

Я обхватил рукой свой член и представил свою жену — ее тело извивалось подо мной, ее полный рот мечтательно улыбался, когда она приготовилась взять мой член губами. Боже, когда она впервые опустилась на колени, я чуть не пролился еще до того, как она взяла мой член в рот. После нескольких недель прелюдии и ее отказа когда-либо вставать на колени перед каким-либо мужчиной, это было самое великолепное зрелище.

Моя королева хотела меня так же сильно, как я хотел ее. Ее подчинение было чертовски эротичным. Прижав одну руку к каменной стене душа, я крепче сжал свой член и погладил его, представляя свою жену, мысленный образ нашего последнего раза, проведенного вместе в душе.

— Лучано, что ты делаешь? — прохрипела Грейс, румянец разлился по каждому дюйму ее бледной кожи. Она так легко краснела, что ее светлая кожа с веснушками отказывалась это скрывать. Мне это чертовски нравилось.

Я упал перед ней на колени, готовый поклоняться ей. Она была как редчайшая марка коньяка, которым я хотел наслаждаться всю оставшуюся жизнь.

— Я собираюсь попробовать свою жену. Мою королеву, — пробормотал я в ее киску. — И любить каждую чертову секунду этого.

Она была моей королевой. То, как ее тело вздрогнуло от моего прикосновения, как ее красивые глаза затуманились похотью. Ее дерзкий рот всегда становился мягким после того, как я ее кончил.

— Эм, что?

Я осторожно раздвинул ее ноги руками и почувствовал, как ее конечности дрожат. Она была такой красивой: ее широко раскрытые глаза смотрели на меня с нетерпением, а ее щеки пылали от волнения и смущения. Ее невиновность была очевидна в каждом прикосновении ко мне, в каждом произнесенном ею слове. Но под всем этим скрывалась и сила.

— Следи за мной, — прохрипел я. — Поняла? — она кивнула, ее рот слегка приоткрылся, и в тот момент, когда я наклонился и провел языком по ее щели, с ее губ сорвался дрожащий стон. Ее веки опустились, но она сделала, как я приказал, не отрывая своих глаз.

Моя жена имела божественный вкус. Я мог бы есть ее несколько дней и никогда не утолить этот голод по ней. Я сосал ее маленький чувствительный комок. Ее тело высохло надо мной, толкаясь ко мне в рот и отстраняясь. Но я не позволил ей отстраниться. Она была моей, для удовольствия, для траха, для использования. Все, черт возьми, мое.

— О, Лучано, — простонала она, ее взгляд сквозь тяжелые веки был полон вожделения. — Я собираюсь…

Я отстранился, мрачно посмеиваясь. — Я еще не закончил с тобой.

— Лучано… — запротестовала она, ее мягкое тело прижалось ко мне, предлагая себя мне. Как хорошая маленькая жена.

— Ты пойдешь со мной внутрь себя, — приказал я ей хриплым голосом, поднимаясь на ноги. Кровь текла по моим венам, мой член тяжело раскачивался и жаждал оказаться в ее тугой маленькой киске. — Я хочу чувствовать, как твоя киска сжимается вокруг моего члена, когда ты кончаешь, слышать, как ты кричишь мое имя.

Я развернул ее и наклонил над душевой скамейкой. Ее руки инстинктивно держались за мраморную скамейку. Оглянувшись через плечо, она с нетерпением смотрела на меня, облизывая губы. Моя жена была жадной, когда дело касалось удовольствий, и мне это в ней нравилось.

Одним толчком я наполнил ее до отказа, и она откинула голову назад, выкрикивая мое имя. Мне чертовски нравилась ее страсть, ее энтузиазм. Мои пальцы схватили мягкую плоть ее бедер, и я трахал ее глубже и сильнее, чем когда-либо прежде. И она взяла меня целиком, ее стоны отдавались от плитки, смешиваясь со звуком струи душа.

— Лучано. О, пожалуйста, — выдохнула она, выгнув спину. Мои поглаживания становились всё сильнее и отчаяннее, нуждаясь в ней всей. Она всегда умоляла… Моя маленькая жена идеально подходила мне в этом отношении. Она отвечала на каждый мой толчок вздохами, погружая меня глубже и сильнее, пока не закричала от удовольствия, и я почувствовал, как ее внутренности схватили мой член удушающим захватом, когда она принесла мне мой собственный, и я кончил в ее киску.

Мои яйца сжались от воспоминаний, и я гладил его все сильнее и быстрее, представляя ее прекрасную рыже-рыжую гриву в кулаке, когда я врезался в нее. Мой член пульсировал, оргазм сильно и быстро пронесся по позвоночнику. Это было то, до чего я дошел, годами дроча перед изображениями своей жены. Только она!

Она была чертовски моей!

Моя сперма разбрызгивалась по стене душа, мысли о ее стонах, когда она сосала мне. Воспоминания о том, как она выкрикивала мое имя, когда я жестко ее трахал, довели меня до крайности, и на этот раз это был я с ее именем на губах.

Найдя свое освобождение, я почувствовал, как часть напряжения покинула мое тело. Мои глаза все еще были прикованы к остаткам вещей моей жены в душе. Желая… Черт, я не знал чего. Я даже не смел подумать о том, чего хочу.

Если бы я только знал в тот день, это был бы последний раз, когда она была у меня. С того момента, как я прикоснулся к ней, она стала моим пороком. То, как она стонала мое имя, растворялось в моих прикосновениях… меня раздражало то, что племянница этого гребаного Альфонсо Романо стала моей зависимостью.

Где, черт возьми, ты прячешься, жена?

Она пряталась; я был уверен. Я даже не мог придумать альтернативу. Она была слишком молода и слишком упряма, чтобы умереть. Мои люди нашли людей, которые прятались в джунглях и пустынях, но, похоже, они не смогли найти мою жену. Три чертовых года, а ее не