Куньлунь над озером Тяньчи[99.3]. После того, как захваченные Мэй Ханьсюэ и Сюэ Мэн были привязаны к ледяным колоннам дворца, он использовал технику Вэйци Чжэньлун, чтобы взять контроль над разумом всех людей Дворца Тасюэ, и заставил тысячи людей безжалостно убивать друг друга на глазах их предводителей.

Веками нетронутая белизна снегов горного хребта Куньлунь в один день была запятнана реками крови, закатным багрянцем оделись горы, запламенело от пролитой крови озеро Тяньчи.

Мо Жань, с удобством усевшись у дверей Дворца Тасюэ, ел виноград, передаваемый слугой, и с наслаждением наблюдал за разыгравшейся перед его глазами трагедией.

Он покосился на Сюэ Мэна, который к этому времени был уже в полуобморочном состоянии, и спросил:

— Мэнмэн[99.4], отличный вид, не правда ли?

— …

Сюэ Мэн никак не отреагировал, как будто он уже лишился слуха.

Мо Жань, весьма довольный реакцией, с улыбкой еще более интимным тоном продолжил:

— Неужели тебе не нравится представление, которое твой двоюродный старший брат устроил специально для тебя?

— Ты... пощади людей Дворца Тасюэ...

Внезапно услышав этот тихий шепот, Мо Жань моргнул и переспросил:

— Что?

— Отпусти людей Дворца Тасюэ, — всегда горевший решимостью взгляд Сюэ Мэна сейчас потух и стал совершенно безжизненным. — Отпусти их, отпусти Мэй Ханьсюэ… Это же я хотел твоей смерти, я пытался убить тебя. Убей меня, не казни других.

Мо Жань фыркнул и расхохотался:

— Думаешь, что в твоем положении можешь торговаться со мной?

— Нет, — Сюэ Мэн поднял на него пустые глаза. — Я умоляю тебя.

Этот гордый Любимец Небес здесь и сейчас униженно просил его.

Демон в сердце Мо Жаня в этот момент возликовал. Глаза его предвкушающе заблестели. Он схватил Сюэ Мэна за подбородок, запрокинул его голову, заставляя посмотреть ему в глаза, и собирался что-то сказать, но в этот момент небо вспыхнуло ослепительным радужным сиянием.

— В чем дело?

Прежде, чем начальник стражи успел ответить, он уже сам смог увидеть, как над величественным заснеженным пиком вспыхнул магический круг, сияние которого осветило небо на тысячи ли, накрыв весь хребет Куньлунь.

В высшей точке магического круга стоял Чу Ваньнин. Его похожие на облака ослепительно белые одежды и ниспадающие широкие рукава трепетали на ветру.

Перед ним лежал изумительной красоты гуцинь. Иссиня-черный корпус в узкой части удлинялся и, закручиваясь, разрастался ветвями яблони. Прекрасные цветы на изящных ветках были усеяны ослепительно сияющими каплями божественной росы.

Это было третье несравненное духовное оружие Чу Ваньнина — Цзюгэ[99.5].

Автору есть что сказать:

Несмотря на то, что бешенство этого сукина сына 0.5 неизлечимо, именно он с наслаждением и удовольствием написал 0.5 (половину) этой истории, ха-ха-ха!

Добро пожаловать, банда перерожденных псов! Помогите Учителю надрать пушистый зад вашему предшественнику! Хахаха!

[Визуал к 99 главе]

Глава 100. Последнее слово Учителя

Мо Жань был в ужасе.

До этого он видел Цзюгэ лишь однажды. Это случилось во время их поединка не на жизнь, а на смерть. Тогда Чу Ваньнин призвал Цзюгэ, и нежный звук гуциня разорвал небесный шелк и разметал облака.

Мертвые люди, звери и птицы, оживленные при помощи магической техники Вэйци Чжэньлун, так же, как еще живые шашки на его игральной доске, попав под воздействие магии музыки Цзюгэ, очнулись и вышли из-под контроля. Тогда песня гуциня в одно мгновение повергла в хаос всю миллионную армию Мо Жаня.

Но для того чтобы призвать столь непревзойденное духовное оружие, нужно было потратить огромное количество духовной энергии, а лишенный духовного ядра Чу Ваньнин не мог использовать даже Тяньвэнь. Как же он смог призвать оружие несравнимо сильнее, чем лоза Божественной ивы?

Ожесточенная битва у озера Тяньчи мало чем уступала той, где сражались учитель и ученик. Но Мо Жань не мог припомнить всех деталей той кровавой бойни, и рядом с ним не было никого, кто мог бы об этом рассказать.

По правде говоря, в прошлой жизни и до самой смерти Мо Жань так и не смог понять, почему Чу Ваньнин пошел на то, чтобы использовать свою душу[100.1] для призыва Цзюгэ.

На его месте любой другой, даже самый непревзойденный мастер боевых искусств, не поступил бы так опрометчиво.

В одно мгновение под звуки, слетающие со струн Цзюгэ, все марионетки, созданные Мо Жанем при помощи Вэйци Чжэньлун, превратились в пепел. Даже по сравнению с той мощью, что Мо Жань не мог забыть на протяжении многих лет, сила божественного гуциня сейчас стала еще чище и неукротимее. В какой-то момент он засомневался, а правда ли духовное ядро Чу Ваньнина в прошлом было уничтожено? Возможно, все эти годы Чу Ваньнин на самом деле покорно сносил все унижения и притворялся, выжидая возможность, чтобы кровью смыть позор.

Позже Мо Жань не раз с тоской думал: если Чу Ваньнин все эти годы только притворялся слабым, скорее всего, все не зашло бы так далеко.

Так было бы лучше.

Цзюгэ разрушил технику Мо Жаня, и яростно сражавшиеся с друг другом заклинатели в одно мгновение очнулись. Звуки, исходящие от гуциня, даже разбили ледяные колонны, к которым были прикованы Сюэ Мэн и Мэй Ханьсюэ. Мо Жань взмыл к облакам. Яростный ветер подхватил его одежды, злым восторгом вспыхнули темные глаза. Он хотел увидеть, сколько еще неизвестных ему боевых техник сможет использовать против него Чу Ваньнин.

Минуя облачные гребни, Мо Жань достиг границы магического круга и встал напротив Чу Ваньнина, только чтобы увидеть, как бледные тонкие руки перестали перебирать струны Цзюгэ.

Звук затих. Чу Ваньнин поднял голову.

Его лицо было холоднее льда и белее снега, сияющих под лучами полуденного солнца.

— Мо Жань, подойди.

Он и сам не знал, почему послушно сделал шаг вперед.

На пальце Чу Ваньнина вспыхнул изумрудный огонек, от которого отделились тонкие сияющие нити. Они потянулись к груди Мо Жаня, проникнув в его тело в районе сердца. Мо Жань запоздало испугался, что Чу Ваньнин решил таким образом покончить с ним.

Однако исходивший от руки учителя свет не причинял боли, а напротив, по всему его телу разлилось приятное тепло.

— Рану, что нанес тебе меч Сюэ Мэна, я излечил. — Чу Ваньнин тихо вздохнул и продолжил мягко, на одном вдохе. — Отпусти его, Мо Жань. Если и он умрет, у тебя не останется никого, с кем ты сможешь поговорить о прошлом...

Прежде, чем до Мо Жаня