Мистер Ваттерворт заглянул в записную книжку.

— У вашей светлости сегодня ленч с графиней Грэй и обед в Мальборо-хаус вечером.

Маркиз на мгновение задумался, потом сказал:

— Полагаю, мне следует вернуться к обеду в Мальборо-хаус, поскольку его королевское высочество всегда ужасно недоволен, если его приглашенные меняют планы в последний момент.

Мистер Ваттерворт кивнул:

— Я сообщу графине, что вы не сможете присутствовать. Стоит ли послать цветы ее светлости?

— Да, конечно, — согласился маркиз. — Пошлите корзину с орхидеями.

Она к ним очень неравнодушна.

Он мог бы назвать немало других женщин, которые обожали орхидеи.

«.Главным образом потому, — подумал он цинично, — что это самые дорогие из доступных цветов».

Мистер Ваттерворт сделал пометки в своем блокноте и спросил:

— Это все, милорд?

Маркиз поколебался, затем будто мимоходом сказал:

— Пошлите также несколько орхидей леди Максвелл и передайте, что я не смогу нанести ей визит сегодня во второй половине дня, как было договорено ранее.

— Очень хорошо, милорд.

Мистер Ваттерворт вышел из комнаты.

Маркиз бросил последний взгляд на свое отражение в зеркале. Он был совсем не глуп, чтобы не понимать, насколько он красив, а если говорить честно, невероятно красив.

По сейчас его лоб пересекала глубокая морщина, а губы были сурово сжаты.

Он вспоминал, какой требовательной и несносно-капризной леди Максвелл была накануне вечером.

Графиня Девонширская давала бал.

Маркиз и леди Максвелл обедали в разных компаниях.

Когда маркиз прибыл в Девоншир-хаус и вошел в бальную залу, Джоан Максвелл с восторженными возгласами сразу же направилась к нему.

Маркиз знал, что ее поведение не прошло незамеченным, ведь на балу присутствовали вдовы и матроны, у которых не было иного занятия, чем наблюдать за гостями.

Не осталось без внимания и выражение ее глаз, когда она почти бесцеремонно брала его за руку.

И позже, во время танца, она прижималась к нему гораздо откровеннее, чем допускали приличия.

В зеркале маркиз увидел отражение бледно-голубого благоухающего духами конверта с письмом леди Максвелл, все еще лежавшего нераспечатанным там, где он оставил его.

Какое-то мгновение он колебался.

Затем вышел из спальни, так и не прикоснувшись к письму. Он ничего не сказал своему камердинеру, но, когда хозяин ушел, Баркер пересек комнату и, усмехнувшись, подумал: «Ну вот, еще одну в отставку! Давно пора!»

Маркиз был бы несколько озадачен, доведись ему узнать, какой острый интерес вызывают его любовные истории у домочадцев и слуг.

Они производили тщательную оценку каждой новой возлюбленной и бывали настроены очень критически по отношению к ним.

Если они считали, что леди недостаточно хороша для их хозяина, они молились, чтобы он сменил курс и огляделся вокруг.

Леди Максвелл была красива, никто не мог бы отрицать этого.

Но все же еще прежде, чем сам маркиз столкнулся с проявлением ее характера, слуги в Пин-хаусе на Парк-лейн уже знали, что она импульсивна, несдержанна, а время от времени даже истерична.

— Ничего хорошего ему от нее ожидать нельзя, сущая правда! — дворецкий говорил Баркеру, и тот был с ним согласен.

Теперь Баркер поднял письмо и переложил его подальше от глаз хозяина на столик у окна.

— Если про него забудут, тем лучше!

Ее светлость получит свои орхидеи как слабое утешение взамен самого его сиятельства, — заметил он уже вслух.

Маркиз прошел в комнату для завтрака, окна которой выходили в сад.

Завтрак уже ожидал его на столе.

Комната для завтрака была небольшой и изысканно декорированной.

Ее оставили в том же самом виде, как она была задумана самим Адамсом, великим архитектором и декоратором середины восемнадцатого столетия.

Подобно многим другим помещениям в Пинхаусе, эта комната служила совершенным фоном владельцу дома и идеально соответствовала ему.

Нельзя было не признать, что маркиз Линворт гораздо больше походил на щеголя времен Регентства, нежели на представителя 90 — х.

Он наслаждайся едой, как всегда по утрам предпочитая обслуживать себя за столом самостоятельно. Тишина в комнате для завтрака давала ему возможность спокойно подумать.

В такие моменты его раздражало и нервировало присутствие рядом даже самых искусных слуг.

Покончив с завтраком, маркиз прошел в свой кабинет.

Как он и ожидал, мистер Ваттерворт оставил для него на столе кое-какие счета.

Там же лежали несколько ранее продиктованных им писем и груда приглашений.

С них он и начал.

Те из них, что он желал принять, маркиз помечал большой буквой «Д», те, от которых хотел отказаться, — буквой «Н».

Затем он внимательно перечитал письма и подписал их. После этого он занялся счетами и подписал часть из них, которые должны были быть оплачены немедленно.

Если что-то вызывало у него вопросы, он откладывал счета в сторону, чтобы обсудить их с Ваттервортом.

Во всем был четкий порядок, и в таком же строгом порядке маркиз организовал жизнь своих поместий и содержал конюшни со скаковыми лошадьми.

Многие из его приятелей и знакомых удивлялись:

— Понять не могу, Линворт, как тебе удается достигать такого совершенства во всем, что ты делаешь.

— Только благодаря четкой организации, — отвечал на подобные вопросы маркиз.

И хотя смеялся при этом, так оно и обстояло на самом деле.

Закончив с корреспонденцией, он позвонил секретарю.

Мистер Ваттерворт поспешил войти в кабинет.

— Л подписан чеки на оплату за новые строения, возводимые в Нине, — обратился к нему маркиз. — Однако мне хотелось бы, чтобы вы сами убедились, что все в порядке, прежде чем отсылать их.

— Все уже проверено, милорд, — ответил мистер Ваттерворт.

— Великолепно! — удовлетворенно заметил маркиз. — В таком случае я смогу осмотреть новые помещения, когда в очередной раз поеду туда.

С этими словами он вышел из кабинета. Фаэтон уже ожидал его у парадной.

Дежурный лакей в холле подал ему цилиндр и перчатки.

В фаэтон были впряжены новые лошади, из тех, что он приобрел меньше месяца назад у приятеля, испытывавшего срочную надобность в наличных деньгах.

В упряжке они великолепно дополняли друг друга, и было очевидно, что они в хорошей форме.