согласна, что меня опять начало заносить не в ту степь.

— Я не согласен с твоей матерью. Я с ней, в принципе, во многом всегда не согласен был, но это уже пустое.

— Да, пустое.

Молчим. И никто не бросает трубку. Я вслушиваюсь в дыхание Романа, закусив до боли губы.

Почему нельзя взять и выключить в себя чувства к другому человеку после его предательства?

Зачем человек вообще научился так любить, что почти физически ощущаешь эту боль, страх одиночества и тоску?

— Если ты все решила, то тебя не переубедить, — наконец, хмыкает Роман. — Ладно, давай ближе к делу…

По щеке все же скатывается слеза. Кожу щиплет от соли.

— Я через час отправляю водителя, — отчужденно говорит Роман, — девочек предупрежу, куратора тоже. Я считаю, что дома мы должны их встретить вдвоем.

— Это ничего не изменит.

— Да, не изменит, но важно правильно подвести к разговору и начать его, Лер. Можно на эмоциях прокатить Алинку и Варю, устроит головокружительный вираж, но давай постараемся этого избежать. Это мы тут взрослые, а они дети.

— И где же была твоя рассудительность, когда ты полез на Наташу? Да, мы взрослые, Рома, но не тебе об этом говорить.

Очень медленный выдох, и тихие слова:

— Если тебе нужен разговор, то предлагаю поговорить. Попробуем еще раз. Мы подостыли чуток.

— Нет, — отзываюсь я достаточно резко и агрессивно. — не о чем говорить. Зачем тянуть агонию?

— Затем, чтобы попытаться спасти семью?

— Нечего спасать, — твердо отвечаю я. — Это развод, Рома. Я соглашусь, что надо вместе поговорить с девочками, но большего не жди.

— Я тебя понял, Лера, — мне кажется, я слышу в голосе Романа усмешку. — Но давай мы кое-что уясним теперь. Если тебе нечего спасать и не о чем говорить, то я больше не буду терпеть твои срывы в беседах со мной, какое я мудло, блядун и урод.

Сжимаю смартфон до боли в пальцах и тихо отзываюсь:

— Это справедливо. Нам надо теперь иначе строить отношения. Как бывшие муж и жена, у которых есть дети.

Глава 9. Ненавижу!

— Я изменял вашей маме с Наташей, — спокойно и немного отстраненно говорит Роман, — и она сейчас ждет ребенка.

Я удивлена тому, что Рома настолько честен с дочерьми, которые в гнетущем молчании бледнеют, бегло смотрят на меня, а затем вновь на отца.

Теперь моя очередь подать голос:

— Поэтому будет развод, — на секунду прижимаю кончик языка к небу, чтобы сосредоточиться, — мы решили… с папой решили, что это конец.

Роман бегло и едва заметно усмехается моей лжи. Мы не решали. Это ведь я решила, что нашим отношениям конец, но я не думаю, что девочкам стоит знать гениальный план папуля выдать внебрачного ребенка за нашего.

Потому что дочери однажды могут это припомнить мне в ссорах, что лучше бы они ничего не знали, и с позиции испуганного подростка я сейчас согласна с этой мыслью.

Лучше не знать, что папа изменял маме, но из-за женского эгоизма я решила вскрыть правду.

И я имею на это полное право, но факт остается фактом: могла сохранить дочек от этого жестокого удара. Могла, пусть и ценой своей гордости.

— Наташа… беременна? — хрипло переспрашивает Варюша.

— Да, — коротко кивает Роман. — Девочки, я знаю, что слышать такое… мягко скажем, шок. Да, это шок, но вот так. Это не отменяет того, что вы мои дочери и что я вас люблю.

Алинка и Варька не шевелятся и не моргают. Похожи на кукол сейчас.

И я честно, не знаю, как быть дальше. Что говорить и как обрисовать ситуацию, что все будет хорошо, если я сама в этом не уверена.

— Наташа? — сипит Алинка.

Рома закрывает глаза и опять кивает:

— Да, Наташа.

На виске Романа пульсирует синеватая венка, которая говорит мне, что он очень напряжен сейчас.

— Мне жаль, девочки.

Его голос вздрагивает хрипотцой, и он медленно выдыхает.

Ему стыдно? Крепко сжимает пальцы, переплетенные в замок между коленями. Костяшки белеют.

— И она родит мальчика? — тихо спрашивает Варя. — Да? Мальчика?

Я аж вздрагиваю от этого вопроса, потому что слышу в нем страх и отчаяние, ведь все всегда хотят мальчиков. Особенно папы.

Роман открывает глаза и смотрит на Варю прямо и твердо:

— Это еще что такое?

— Вы ведь хотели мальчика с мамой… — сглатывает Алинка. — А родились мы…

— Не припомню такого, чтобы я говорил подобное, девочки, — Роман не моргает. — Родились вы, и я был счастлив, — делает паузу и хмурится, — что это вообще за разговоры о мальчиках?

Он переводит темный и возмущенный взгляд на меня.

Он считает, что это я транслировала такую мысль девочкам?

Нет, вслух я ничего подобного не говорила, но да, во мне тоже сидит мысль, что мужчинам очень важны сыновья. Ведь они, по мнению многих, продолжают род.

Сколько сейчас в глазах Романа злости.

— Я вам не раз говорил, — он вновь смотрит на Алинку и Варю, — что вы мои дочери. Мои любимые девочки. Мои наследницы. И что никого дороже вас для меня нет.

— Но Наташа беременна, — шепчет Варя, моргает и по щеке катится слеза. — И родит мальчика…

— Я бы предпочел, чтобы она никого не рожала, Варюш, — голос у Романа, как натянутая струна.

— Может, ты бы предпочел с ней не спать?! — не выдерживаю я и говорю на повышенных тонах. — А? Тогда бы она никого и не родила!

Я замолкаю также резко, как начала.

— Да, логичное замечание, Лер, — отвечает Роман. — И не поспоришь.

Вновь воцаряется молчание.

Варя и Алина переглядываются и опять растерянно смотрят на Романа. Не верят. Мозгами они переработали слова, а душой не верят.

— У нас будет совместная опека, — после продолжительной паузы говорит Рома. — Повторяю, я все еще ваш папа, и я продолжу участвовать в вашей жизни.

— Ты разлюбил маму? — пищит Алинка и всхлипывает. — Разлюбил маму, да? Ты ее больше не любишь?

— Нет, не разлюбил. Все немного сложнее,