Неужели он с самого начала думал, что я с ним за деньги?

— Ну ладно, а сама-то ты где ночь провела? — доходит наконец до Ирки. Окидывает меня оценивающим взглядом. — На бомжичку, ночевавшую в парке на скамеечке точно не тянешь, даже наоборот. С отцом что ли под шумок помирилась?

— Ещё чего!

— М. А это что на тебе тогда, не Шанель ли, случайно?

Я растерянно смотрю на свой новый костюм, пожимаю плечами:

— Почему сразу Шанель? Это Армани.

Подруга театрально разводит руками, как бы говоря: «А, ну тогда всё понятно!»… Но так их и не опускает. Потому что ничего ей на самом деле не понятно. Как, впрочем, и мне.

— Ир, я сегодня с таким мужиком была! — устало закрываю я глаза. — Мне до сих пор кажется, что это сон.

— Так была, или сон?

— Ну… Получается, была. Костюм-то настоящий.

— Ни хрена не понятно, но очень интересно! Ладно, продолжай!

И я сбивчиво, местами краснея от собственной дурости, местами умолкая, потому что на кухню забегает Тоська — пятилетняя Иркина дочка-кудряшка, в общих чертах пересказываю прошлую ночь. Пока говорю, подруга грызёт ноготь, а когда наконец замолкаю, начинает нетерпеливо ёрзать на табурете. Но так и не дождавшись продолжения, осторожно тянет:

— И-и-и?

— И всё. Просто секс и ничего личного. Как и договаривались.

— Ну здрасти, ничего личного! Он же написал в конце: Целую! И перезвонить обещал. Значит, имеет планы на продолжение!

— Ну да. Только, во-первых, ещё не факт, что он имел в виду поцелуй, а не таблетку целиком. А во-вторых, я не оставила ему номер.

— В смысле, не оставила? — возмущённо подскакивает Ирка. — Почему?

— В смысле, почему, Ир? — возмущаюсь я в ответ. — Я что, проститутка, что он мне вот так деньги и «перезвоню позже»? Позже, это когда, когда снова на приключения потянет? И снова ничего личного, ничего приличного, а утром гонорар на тумбочке и поминай, как звали? А, и девицы всякие невоспитанные на кухне, со своими тупыми намёками, да? Ну знаешь! Я, вообще-то Ерофеева, а не пальцем деланая! И не надо мне тут!

Раздражённо молчим обе.

— Ну вообще-то ты уже два года как Желткова, — напоминает Ирка.

— Это ненадолго, поверь! Завтра же подам на развод!

— Завтра воскресенье.

— Значит, в понедельник!

Снова молчим. Наконец, Ирка вздыхает:

— Ну, про деньги я даже не спрашиваю, как минимум ты их просто не взяла, как максимум разметала в мелкие клочья… Но таблетку-то хоть выпила, надеюсь? — Бросает взгляд на мою отвисающую физиономию, обречённо шлёпает себя по лицу: — Боже, Желткова-Ерофеева, блин… — И вдруг хрясь кулаком по столу: — Быстро пей, чего смотришь! Пока твой прекрасный полёт не превратился в тупой залёт!

То ли от нервотрёпки и бессонной ночи, то ли от таблетки — вскоре у меня начинает болеть голова, и Ирка щедро уступает мне комнату Тоськи с раскладным диваном, а дочку «переезжает» к себе в зал «пока тётя Лиса не решит свои трудности»

Тоська, видимо проникнувшись «тётиными трудностями», подкладывает мне под бок плюшевого зайца и оставляет на столе чупа-чупс:

— Тётя Лиса, это тебе!

Он, правда, уже начатый, но я вдруг начинаю реветь от такой искренней заботы.

Ирка ведь и в школе такая была — из малообеспеченной семьи, вечно в каких-то обносках и никогда, например, в турпоездках с классом или на других развлекаловках. Или, вот, даже на выпускной из одиннадцатого не пошла: мать-одиночка не смогла оплатить, а взять у меня, когда я совершенно искренне и безвозмездно попыталась отдать свои немалые, покрывшие бы все расходы карманные деньги — Ирке гордость не дала. При этом она всегда была такой же отзывчивой, как сейчас, а вот перед «блатными» никогда не заискивала. Настоящая, короче. И Тоська вся в неё.

Вечером, пока я чищу картошку для ужина, Ирка придирчиво пересчитывает пропущенные от мужа в моём телефоне.

— Сто сорок семь. Делим примерно на двадцать часов и получаем по семь с небольшим звонков в час. Ну-у… не так плохо!

— Угу. Вот только названивать он начал сегодня после двенадцати дня. А всю ночь и всё утро, видимо, переживал за Анечку.

— Хмм… — задумывается Ирка. — Ну тогда картина ещё эпичнее: сто сорок семь звонков за восемь часов, это восемнадцать с небольшим в час. И это по звонку примерно каждые три минуты! Опа! Лёгок на помине! — Демонстрирует мне вспыхнувший вызовом экран. — Отвечаем?

— Не вздумай! — едва не перевернув чашку с картошкой, я выхватываю и выключаю телефон. — Не собираюсь я с ним разговаривать!

— Слушай, но он реально волнуется, раз названивает.

— Да-да, наверное, хочет объяснить, что именно я «не так поняла» вчера ночью. Но скорее просто не знает, где чистые носки взять. Ибо не их царское это дело — за своими носками следить. Удивлюсь, если он догадается, где у нас вилки с ложками лежат и что зубная паста сама себя не закрывает. Блин… — Обессиленно роняю руки. — Ну вот почему у меня вечно всё так через задницу, Ир?

— Да причём тут ты? Просто Серёжа твой тот ещё козёл оказался, но…

— А ведь когда он предложил снять маски, — не слушаю я, — мне реально показалось, что это сигнал к началу отношений. Нет, я, конечно, не дура, чтобы влюбиться с первого взгляда, но… — Замолкаю. Вздыхаю. — А вообще-то дура. Нормальная бы в принципе в тот клуб не попёрлась.

— Ну как сказать, — после минутного раздумья, выдаёт вдруг Ирка. — Я бы, например, сходила.

— …Зачем?

— А вот за тем самым, прикинь! Хорошо вам, замужним, о нормальности рассуждать, в вот когда у тебя уже второй год ни полшишечки, то знаешь ли…

От неожиданности я начинаю смеяться. Подруга демонстративно надувается, но быстро ломается и присоединяется. На наш сумасшедший хохот прибегает Тоська, радостно скачет, попутно тягая из чашки ломтики сырой картошки и с аппетитом ими хрумтя.

— О-ох, — наконец утираю я слёзы. — Ладно, давай так, как соберёшься идти, а не просто языком чесать, скажешь, я подгоню тебе безлимитную карту специального гостя. Клуб «Инкогнито лав», тот, который в центре, там ещё…

— Тось, иди-ка в комнату, — хмурится вдруг Ирка. — Давай, давай, шустренько!

Провожаем кудряшку