Они дружили еще со школы, как было уже сказано, — дерганый, кипящий энергией и идеями, расхристанный Георгий-Жорик и благодушный толстый и солидный Олег Монахов. За общие шалости попадало, как правило, одному Жорику. Планида у них была такая по жизни. Уже тогда в нем проклевывался математический гений, а также и лидер. Он всегда был другой. И девочки за ним бегали, и учителя его любили, и конфликтные подростковые ситуации он улаживал, когда стенка шла на стенку. И не били его никогда, и драки его миновали… Эх, юность!

— Понимаешь, Леша, не привык я к пустым стенам, — сказал после паузы Монах. — В лесу могу один, в горах тоже могу, а в квартире не могу. И святое семейство у меня вроде как уже во где! — Он рубанул краем ладони по горлу. — Сильно достало — и вечный ор, и зверье под ноги лезет, и неадекватный хомяк Шарик… представляешь, спит на обеденном столе! И всем по барабану. Мечтал, что съеду, и планы были насчет интерьера… ну, чтобы никаких обоев, терпеть не могу обои, никаких ковров, люблю белые стены… как в монастыре, минимум мебели, здоровенный диван или даже тахта… балконная дверь открыта и зимой, и летом, чтоб снег залетал, еще здоровенный стеклянный стол под компьютер, это обязательно, а теперь тяну… сам не знаю почему. Уже совсем было собрался, а Анжелика в рев, я и остался.

— Жениться бы тебе, — заметил Добродеев с интонациями профессиональной свахи.

— Думаешь?

— Черт его знает!

— То-то и оно, — вздохнул Монах. — Кстати, что там за история с убийством в «Братиславе»?

Добродеев хмыкнул, оценив ассоциацию между женитьбой и убийством, и сказал:

— Убит мужчина, приезжий, ударили ножницами в грудь. Пока больше ничего. В вечер убийства у него была женщина. Предполагают, что это она его…

— Ножницами? Однако. Крупная?

— Кто?

— Женщина. Чтобы убить ножницами, нужна немалая сила, Леша. Это даже не нож. Ее видели, как я понял?

— Видели, как она пришла с ним, а потом ушла одна. Свидетель говорит, невысокая, среднего возраста, в темном плаще, у них впервые. Во всяком случае, никто ее раньше не видел или не запомнил. В смысле, не из профессионалок. Я общался с Мельником, ну ты же знаешь, из него клещами не вырвешь…

— Знаю. Все такой же серьезный?

— Еще хуже — мрачный! С возрастом недостатки усугубляются, как тебе известно.

— Не факт, — сказал Монах. — Можно впасть в детство и начать наконец радоваться жизни.

— Интересная мысль, — покивал Добродеев. — Какие планы?

Монах некоторое время испытующе рассматривал журналиста. Потом спросил:

— Думаешь, стоит?

— Думаю, стоит, — твердо ответил Добродеев. — Кто, как не мы?

— Ну да, ну да, — хмыкнул Монах. — Надо подумать, Леша. Я бы поговорил со служащими «Братиславы». Ты с ними как?

— Нормально. Поговорим. Еще?

— Надо бы осмотреть номер, где проживала жертва. Я понимаю, он опечатан, но… надо. Кроме того, хотелось бы взглянуть на записи видеокамеры, таинственная женщина могла засветиться в кадре, но я думаю, майор их изъял. Значит, описание женщины и осмотр помещения. Сможешь?

Добродеев кивнул озабоченно.

— В нашем деле, Леша, главное ракурс и нестандартность мышления, потому что в действительности все не так, как на самом деле, — назидательно сказал Монах и припал к кружке.

Добродеев снова кивнул и последовал его примеру…

Прием — громко сказано. Так, скромная встреча с читателями-почитателями в книжном магазине «Книжный червь», или ласкательно «Червячок», переживающем не лучшие времена, увы. Ходят упорные слухи, что не сегодня завтра его прикроют, так как книги в наше время становятся предметом роскоши, не всем доступной. Но это завтра, а не сейчас и не сегодня.

Сунгур сидит за небольшим столиком, по левую руку стопка его книг, в том числе предпоследний роман «Колокольный звон» и совсем последний, с пылу с жару — «Опрокинутые небеса». Рядом Лара, ее рука на плече отца. Обещалась быть Алена; Юрий сказал, что занят. Из официальных лиц присутствуют главный редактор издательства «Арт нуво» Савелий Зотов в черном костюме с галстуком; его заместитель, молчаливый мужчина средних лет с уклончивым взглядом и длинными волосами, собранными в жидкий хвостик, Валерий Абрамов; директор «Книжного червя» Коля Рыбченко, толстый краснощекий мужчина с усами, а также известный читателю журналист Леша Добродеев — все, кроме Абрамова, близкие друзья писателя. За ближайшим стеллажом притулился Монах, внимательно разглядывающий книги. Писателя он никогда раньше не встречал; пригласил его на встречу Леша Добродеев, сказал, Сунгур — интересный дядька, тебе понравится. Вроде Лени Громова, спросил Монах. Нет, совершенно в другом стиле, нормальный мужик, не выпендрежный. Леня — иезуит и сексуально озабоченный, этот попроще[2].

Савелий Зотов представил писателя, рассказал о дружбе и сотрудничестве с ним и о том, какая честь издавать его замечательные романы, зовущие к свету и гуманизму, несмотря на убийства и кровь. «Можно даже о таких вещах писать… э-э-э… тепло и задушевно», — завершил свой спич Савелий под аплодисменты читателей. Он — никудышный оратор, все знают, хотя редактор первоклассный. Вот и сейчас он говорил, не отводя взгляда от бумажки, которую сжимал в руке. Закончив, с облегчением перевел дух, утерся носовым платком и долго тряс писательскую руку. Они даже обнялись и некоторое время хлопали друг друга по спине. Лара встретилась взглядом с отцом и кивнула ободряюще. Валерий Абрамов смотрел на патрона исподлобья, и было непонятно, что у него на уме; первая мысль — ничего хорошего.

Сунгур наконец оторвался от редактора и сказал:

— Спасибо! Спасибо всем, кто пришел! Я пишу книги для вас и, поверьте, с волнением шел на встречу. Я общаюсь с читателями в соцсетях, но сегодня мы с вами поговорим, глядя друг другу в глаза. Ваши мысли невероятно ценны, и я непременно учту их в своей работе.

Аплодисменты были ему ответом. Читателей меж тем добавилось. Атмосфера былаволнительная, как любят говорить представители массмедиа. Все стояли кружком вокруг импровизированной кафедры-столика; Сунгур, высокий и худой, казался Дон Кихотом, а сияющий Рыбченко рядом смотрелся Санчо Пансой. Взгляд у него был слегка несфокусированный — Коля человек пьющий, что общеизвестно, но головы при этом не теряющий. Он также известен креативностью, и «Червячок» на плаву благодаря исключительно его усилиям: праздники рисунка, литературные конкурсы, викторины… все это было прекрасно, но собирало все меньше народу. В наше время диктуют технологии, как известно.

— Можно задавать вопросы, — сказал Рыбченко басом и повел рукой. — Прошу вас, не стесняйтесь, Кирилл Вениаминович с удовольствием ответит. Правда, Кирилл Вениаминович?