— Человек обладает умом, — безапелляционно провозгласил Ростик, после того, как они долго сидели молча на полубаке, а лихие порывы ветра у них на глазах размолачивали в щепу стол для пинг-понга.

Была бы погода получше, Фризе непременно возразил Ростиславу Игнатьевичу. Дескать, а как быть с дураками? Тупягами-мертвягами и прочими безумцами. Но метеорологическая обстановка не располагала к дискуссиям.

— И у каждого есть душа.

Упоминание о душе из уст доктора биологических наук заинтересовало сыщика.

— Вот как?

Ученый не почувствовал скепсиса в реплике Фризе, а может быть, и саму реплику не услышал из-за гула разыгравшейся стихии.

— Я имею в виду эмоции человека, его духовный мир. Вы меня понимаете?

Владимир кивнул.

— И вот, человек, венец творения Господа, как говорят богословы, умирает. Его тело превращается в прах, в гумус, в золу. Дает импульс для нового цикла развития природы. Вы меня понимаете?

Похоже, что доктор наук не был вполне уверен, что юристы тоже обладают кой-каким интеллектом.

Фризе, чтобы не разочаровывать Ростислава Игнатьевича, снова отделался кивком.

— Мы давно используем на практике механизм действия Закона сохранения и превращения материи. Но сказав А следует сказать и Б! Еще в Древнем Риме говорили: «Ex nihilo nihil fit». Что означает…

— Не трудитесь! — остановил Фризе собеседника, впавшего в менторский тон. — Это означает: «Из ничего ничего не происходит». Мы на юрфаке латынь проходили.

— Проходили! — презрительно буркнул доктор наук.

Фризе специально употребил это словечко, чтобы собеседник спустился с профессорской кафедры на землю, вернее, на море, которое в любую минуту могло поглотить их утлую «Армению» и даже не заметить этого.

— Так вот, Володя, — после некоторой паузы, нормальным, почти задушевным тоном, сказал Ростислав Игнатьевич, — если материя и энергия не исчезают бесследно, а преобразуются в другие формы материи и энергии, то надо быть последовательными и признать, что наши мысли, чувства — весь потенциал интеллектуальной и духовной деятельности человека тоже не может исчезнуть бесследно. Куда же все это подевалось? Псу под хвост? Нет, Владимир Петрович! Если уж Закон сохранения и превращения имеет всеобъемлющее значение, он распространяется и на духовные субстанции.

— Один мой любимый писатель выразил эту идею значительно короче и образнее.

— Да-а? — В этой реплике Фризе почувствовал и сарказм и недоверие. — И как же этот ваш любимец сформулировал передовую научную мысль?

— «Нет ничего прочного, устоявшегося, неизменного. Все текуче, потому что все сотворенное тоже творит».

— Ну, знаете… — снисходительно начал Ростик, но в этот момент порыв ураганного ветра подхватил фанеру и щепки от разбитого игрового стола и унес ввысь. В сторону перемигивающихся звезд Млечного Пути. А может быть, к берегам солнечного острова Кипр. Собеседники молча проследили за тем, как фанера, словно ковер-самолет Аладдина взмывала все выше и выше и, наконец, исчезла в темноте.

— Однако! — пробормотал ученый. — Дотянет ли наша посудина до Мальорки? — К словам сыщика он уже не возвращался. Владимир мог поклясться, что Ростик и знать не знает ни о каком писателе по имени Генри Миллер.

«Останемся живы, поставлю свечку покровителю всех мореплавателей, — решил Фризе. — Кажется, это святой Николай. В Морском Николаевском соборе в Питере я и поставлю свечку».

— Так вот, у нас есть данные, что в полутора метрах над Землей существует субстанция, в которой концентрируется энергия разума и души умерших. Эта субстанция…

Ростик задумался. Молчал он так долго, что Фризе показалось — ученого мужа укачало и он сейчас сорвется с места и побежит к борту. Облегчить желудок. Но вместо этого он пригладил на голове несуществующие волосики и проникновенно вымолвил:

— Ай-яй-яй! Как же я был неправ, называя это субстанцией! Болван!

Таким самокритичным Ростислав Игнатьевич понравился сыщику больше, чем самодовольный вещун-профессор.

— Вот что значит хорошая встряска. Какая удача, что мы попали в сильный шторм! Он буквально вправил мне мозги. А, может быть… — собеседник поднял голову, окинул взглядом аспидно-черный небосвод, разделенный пополам Млечным Путем, но на этот раз комментариев не последовало.

— Не заглянуть ли нам в бар? — предложил Фризе. Он решил, что Ростик сильно хватил перед ужином, а клин, как известно, клином вышибают.

— В бар? Хорошая мысль. Кстати, если мысль — особая форма энергии человека, то после его смерти она, как и все другие виды энергии, никуда не исчезает, а концентрируется в том слое, о котором я только что вам рассказал. Только назвал его некоей субстанцией. А это не совсем точно. В этом слое накапливается вся энергия, которой обладал человек — энергия мысли, энергия любви, энергия зла. Этот слой оказывает колоссальное влияние на нашу жизнь. Вы со мной согласны?

— Звучит убедительно.

— «Звучит убедительно!» — передразнил Ростик. — Фризе, я вам излагаю причину стремительного ускорения прогресса! Дело вовсе не в том, что люди рождаются более умными! Не согласны? Да вы оглянитесь вокруг… — Ростик широким жестом указал на палубу. Как будто хотел убедить Владимира, что люди ни на йоту не поумнели за два последних тысячелетия. Но, кроме них, на пляшущей палубе никого не было.

— Все объясняется влиянием коллективного разума, сконцентрированного в полутора метрах над поверхностью нашей планеты. Скажите, почему большинство умников люди невысокого роста?

— Ах, не знаете? — с победоносным сарказмом заклеймил доктор наук сыщика, хотя Фризе и слова не вымолвил.

— Так я вам объясню! Мозг этих коротышек находится в непосредственной близости к коллективному разуму ушедших поколений. Он подпитывается там, как аккумулятор автомобиля от сети.

— Не могу с этим согласиться, — запротестовал Владимир.

— Обидно? Какой у вас рост?

— Дело не во мне. Де Голль, например…

— Ну да, ну да… А, что вы скажете о Наполеоне? Ленин, Павлов, Черчилль… Несть им числа.

Забыв о недомерках, Ростик перескочил на другую тему:

— Вы знакомы с теорией о том, почему взрыв тунгусского метеорита оказался несоизмеримо мощнее, чем можно было бы ожидать от небесного тела такой величины? Нет? Я так и думал. Объясняю. Метеорит спровоцировал взрыв так называемого биослоя, в котором сконцентрирована энергетика ушедших поколений. Если бы не эта глобальная катастрофа, развитие науки на нашей планете шло значительно быстрее. Вы меня понимаете?

На этот раз вместо обычного кивка Владимир поднялся со скамьи и вместо того чтобы повторить приглашение Ростику отправиться в бар, сказал:

— Пойду, проверю, как там моя подруга. Не разбудил ли ее шторм?

— Она у вас очень обаятельная женщина, — сказал вслед сыщику Ростислав Игнатьевич. — И такая умница.

Похоже, теория биолога, о том, что самые умные люди — коротышки, на красивых женщин не распространялась. Берта была женщиной очень высокой. Профессия баскетболистки обязывала.

— Встретимся через полчасика в баре, — теперь уже предложил биолог. — Я доскажу вам нашу новую