своем носу и передай остальным. Если надо, сам буду ходить по домам и штрафовать рублем и кнутом!

— Мгм, — двусмысленно прокашлялся Аким. С одной стороны одобрил строгость помещика. Порядок любой нормальный крестьянин одобрял. Ведь хотя бы это были обязательные налоги, зато порядок защищал от различных поборов. Но, с другой стороны, никто не хотел получать различные повинности. А их и от государства было много! Вот и управляющий откровенно сомневался, хватит ли у молодого помещика пороха?

Но вслух не сказал, только спросил, кто будет переписывать таблицы.

На этот вопрос у Макурина было несколько вариантов ответов. Но вначале спросил у своего управляющего, сколько у него хотя бы в деревне Березовое крестьянских хозяйств на сегодняшний год?

Аким затруднился с ответом. Точнее, он ответил, но на год ревизии — 123. а потом затруднился, поскольку статистика была довольно неопределенная.

— А как же ты собираешь налоги помещику и государству? — надменно соизволил удивиться помещик.

Налоги это доходы, а за доходы любой каждый человек, не только помещик, заругает и даже забьет. А уж помещик да своего крепостного крестьянина засечет до смерти, не раздумывая. А общество еще и пообладирует за строгое наказание лживого крестьянина. Поэтому Андрей Георгиевич и не удивился к покаянно-активной реакции Акима. Тот еще плут.

— Помилуй Бог, батюшка, не справился! — покаялся то довольно лукаво. А вот тут он уже даже не плут, а просто обыкновенный дурак. Или необыкновенный, но дурак?

Помещик внимательно посмотрел на себя в небольшое зеркало на столе.

— Странно, — немного удивился, — как ни гляжу, не вижу. Ты, Аким, тоже не видишь?

— Н-нет, ваше высокоблагородие, не вижу, — осторожно ответил тот, опасаясь, что сейчас случится буря.

Он совершенно не ошибся. Буря началась и какая!

Глава 3

Синие глаза барина, обычно теплые и производившие на его лицо картину беззащитности и домашности, вдруг заметно похолодели и обесцветились. Казалось даже в самой комнате прошла волна мороза. Теперь Аким очень даже верил всем его словам об огненном кнуте и о безжалостном наказании.

— Прости барин, ради бога, — завопил управляющий, бросившись на колени. Внешне казалось, что он крайне испуган и готов делать все приказания господина, но внутри как-то каменно уперся. Пусть бьет, он не девушка, а за общество можно и пострадать, благо и его хозяйство большое.

Он еще не понимал, как связаны эти бумаги барина и новые налоги, но был твердо уверен — опять будут драть, как сидорову козу. Ибо, как бы и сколько бы дворяне не пыхтели, а все равно приходили к крестьянам и брали налоги больше и больше. И этот тоже возьмет и любимые его «новшества» обернутся новыми тяготами.

Звонкая затрещина на миг ослепила Акима, но он даже не шевельнулся, чтобы сопротивляться. Барин в своей силе, а значит, и в праве. Пусть бьет, может меньше налоги будут.

А тот вдруг успокоился, затих на своем иноземном стуле. Плохо дело! Аким уже привык, что городские приедут, пошумят о малости налогов, почистят рыло, да и обойдутся какой-нибудь телке или порося, на грех себе показавшихся на глаза приехавших. А что теперь делать, барин ведь! И управляющий застыл на коленях, с надеждой глядя на своего господина.

А Макурин между делом поедом ел себя. Тоже мне скотина, нашел кого бить. Крепостной крестьянин, разумеется, все стерпит, пусть помрет, а будет смирно стоять. А он-то чего, попаданец XXI века, в своем времени пальцем никого не тронул, а тут… эх!

— Ты пойми, Аким, крестьяне наши работают замечательно, а вот получают мало. да еще повинности на них большие. Ты меня прости, осерчал я сегодня. Врете вы с налогами, белыми нитками все у вас шито.

— Воля ваша, ваше высокоблагородие, — смирено ответил Аким, но при этом зыркнул сердито, постаравшись, правда, сделать это незаметно.

Ага! — поднялся духом Андрей Георгиевич, все увидев и поняв, — пронял я его шельму. Так ему, паразиту!

— Я, Аким, много лет обучался финансам у нас, в России, и в загранице. А потому ваши простодушные увертки вижу насквозь. Веришь?

— Воля ваша, ваше высокоблагородие, — повторил Аким, но уже удрученно. Как-то удреченно-тоскливо.

«Как там говорилось в наше время: белые пришли — грабят, красные пришли — опять же грабят. Некуда бедному крестьянину деваться. Белых и красных еще нет, а вот крестьян все равно грабят. И деваться тем все равно некуда» — мелькнуло в голове Андрея Георгиевича и он продолжил:

— По моим очень легковесным подсчетам, вы в последние года подворовывали где-то в год по серебряному рублю на хозяйство.

Аким что-то пискнул, но что-то членораздельно сказать не осмелился. Возьмет еще больше. Сельчане за это кольями забьют.

— Но ты не бойся, — продолжил барин, давая управляющему зыбкую надежду, — я вас ни ругать, ни грабить не буду. И вы православные люди, как и я, — помещик широко перекрестился на небольшую икону в красном углу, помолчав, торжественно сказал: — именем Господа Бога клянусь, ни в коем случае не буду брать с вас за провинности прошлых лет. ни за ваши лукавства, ни за небрежности.

Аким недоверчиво и как-то прямо посмотрел на него. Фу ты, кажется управляющий растаял. Вот я его сейчас.

— Все вы православные, а я вам еще и отец родной, — ласково сказал помещик, — и эти таблицы я хочу иметь для вашей же пользы. И не лукавьте мне, все одно увижу и выпорю, канальи! Что же по тебе, то ты должен старательно и прилежно заполнить таблицы, а там посмотрим. Если что, не бойся, бить больше не буду, просто заменю другим. Понял ли?

— Понял, — тяжело сглотнул управляющий.

— И помни, у меня есть официальные бумаги от прошедшей ревизии и не сметь мне тут лукавить! Если нет чего, считай снова, нет — так и пиши. Копии таблицы я оставлю у ключницы Авдотьи, завтра с утра можешь взять. Иди, Аким и не доводи больше до греха. Сам видишь, горяч я. Осержусь, побью еще тебя. А то и убью. Потом буду горевать, плакать по твоей грешной душе, а будет поздно.

Управляющий заметно струхнул, низко поклонился, медленно идя задом, вышел. Андрей как бы тяжело смотрел ему вслед, хотя думами был далеко.

Крестьяне будут категорически против. Уж если Аким, одной ногой находящийся в администрации, лукавит и противится, то остальные тем более будут против. А он что? Он будет идти дальше.

Ведь крестьяне выступают негативно из-за того, что, во-первых, думают, помещик с них берет побольше налогов, во-вторых, они изначально консервативны. Они всей тысячелетней жизнью приучены, любое движение