Глава 4

Сельский сход был вроде был по времени далеко, но дней все равно совершенно не хватало. Постоянно приходилось помогать управляющему в заполнении довольно-таки сложных таблиц. Аким после активной с ним работы, кажется, проникся. Но заставлять крестьян — своих односельчан — он но очень-то умел. Да и содержание таблиц оставалось и для него, и для крестьян за семи секретами. И ошибались, и лукавили даже во вред себе. Неграмотные, что ж ты!

А время меду те поджимало и надо было ехать в Зимний дворец. Ибо он клятвенно обещал два дня в неделю обязательно работать с бумагами. Попробуй-ка слукавь с императором! Опять же там Настя, его полуофициальная невеста. Вдруг еще сбудется у них семейная жизнь! В общем, как ни крути, а в Санкт-Петербург ему просто надо было ехать кровь из носу. А то потом хоть не возвращайся в столицу.

Посмотрел на заполненные таблицы — вроде бы грубых ошибок у Акима больше не было, и поехал опять на знакомой до синяков на мягком месте бричке. На этот раз он присмотрелся к уловкам Никодима более благоразумно. Ночью царствовал мороз, днем было тепло. В санях, как ни крути, а можешь не поехать. Застрянешь посреди рыхлой дороги. Колесная бричка тоже не панацея, но все-таки хоть какая-то надежда оставалась. Кучер Федор хоть и негромко бурчал, но на бричке поехал. А так, конечно, весной ездить — себя не уважать. Но надо!

Положил свои скромные подарки к императорскому столу — соленые огурцы в бочонке, да две стеклянные банки варенья и поехали по плохим дорогам. В Зимний дворец, однако, все же приехали и даже в этот же день. Бричка осталась целой, лошади живы, ну а то, что одежда оказалась сырой и грязной, так и ничего! Андрей Георгиевич, как человек благоразумный, приехал к месту заранее. И потому хотел в своей комнате немного отдохнуть, а заодно привести дорожный наряд в порядок. Но уже во дворце его почему-то увидели столько людей, при чем не только увидели, но беседовали, что попаданец с тоской понял — не усидишь!

И вечером он решил не ужинать в комнате домашними припасами, а отведаться в столовую. В прежние дни он, не чинясь, ходил в императорскую столовую для семьи Николая I. Но сейчас вдруг не осмелился. Он ведь им не родственник, не близкий друг, что же он так без особого призыва. И пошел в общую столовую для придворных. Там тоже не все было благополучно. Внезапный отъезд камер-юнкера так сказать шапочные знакомые считали признакои падения. А про повышения в камергеры они и не знали. И теперь появление в общей столовой считали подтверждением краха. Конечно, ругаться с былым, как они считали, любимцем императора они не осмеливались, но очевидный круг охлаждения около него возник. Плевать, Андрей Георгиевич в самом тяжелом падении не желал бы с ними разговаривать.

Он равнодушно съел салат и только положил перед собой второе, как услышал холодное, но почтительное:

— Ваше высокоблагородие, его императорское величество спрашивает вас, не позабыли ли вы, что имеете обязанность обедать вместе с ними? Его императорское величество требует вас в его столовую!

Макурин оглянулся. Знакомый слуга по императорской столовой как бы невозмутимо смотрел и только глаза веселились. Вот как! Громкие уверенные слова в почти тишине столовой прозвучал, как оглушительный взрыв. Все находящиеся здесь торопливо встали, прощаясь с таким важной, как оказалось, персоной. Государь-то ведь о нем не забыл!

— Честь имею, господа! — подчеркнуто равнодушно поблагодарил он окружающих и вышел в сопровождении слуги. След за ним шла волна нарастающего гомона. Вот как, забеспокоились, годы! И забыл о придворных. Не того веса людишки, чтобы о нем беспокоится.

Вместо этого стал думать, взять ли весь бочонок огурцов, как хотел вначале, или только плошку, как посчитал уже здесь. Они-то ему нравились, но вот подойдут ли ему? Ха, таскать на смех всей императорской семьи бочонок огурцов туда — сюда? Подумал еще раз, пораскинул серым веществом и попросил слугу принести в столовую из его комнаты всего только плошку подарочных огурцов. Не так далеко, если государю понравится, сам сбегает. Слуга, отличие от остальных придворных, был не спесив. Он к тому же знал, что Николай I был крайне неравнодушен к их соленому варианту. И без звука поднял плошку соленых огурцов. Сам попаданец понес небольшую банку вкусного варенья. Во всяком случая он даже в XIX веке такого еще не ел. Императорская семья уже обедала, занимаясь уничтожением ароматной ухи. Монарх сам изволил сделать замечание::

— Милостивый сударь Андрей Георгиевич, — довольно сухо сказал он, — в Зимнем дворце вы должны принимать пищу только здесь!

Как же неудобно чувствуешь под тяжелым взглядом недовольного Николая I. Макурин смешался, встал у своего стула, который стоял перед государем.

— Садитесь уже, не на гвардейском плацу, — так же недовольно, но уже мягче предложил монарх, — остынет уха.

— Виноват, ваше императорское величество! — на всякий случай повинился Макурин, — попросил: — разрешите мне поставить скромные подарки?

— Мгм! — хмыкнул император, но позволил. Макурин со слугой споро пометали огурцы и варенье. Не в плошке и в банке, конечно. Варенье было перелито в изящные розетки, а огурцы — в специальную чашку. Николай Павлович равнодушно проводил варенье, но от на огурцах его взгляд остановился. Не секрет, что император имел определенные слабости, хотя вообще-то к пище оставался безразличен. А чашка с огурцами к тому же стояла напротив Андрея Георгиевича, то есть с другой стороны к монарху. И запах был очень предосудителен. Государь с интересом посмотрел на это лакомство, потом на своего делопроизводителя.

— Скромные гостинцы моего сельского поместья, — понял его попаданец, — прошу вас, вше императорское величество, угощайтесь!

Грозный сюзерен попробовал первым, похрустел огурчиком.

— Вкусно, однако. Хорош на зуб! — оценил он огурец, — или особенный овощ? Какой-то хрустящий и бодрящий.

— Не знаю, ваше величество, — признался Макурин, — но вкус очень впечатляющий. Я узнаю у крестьян, как это они добиваются.

— И варенье тоже прекрасно! — добавила Александра Федоровна, — зима уже кончается, а такое чувство, что только вчера сварили и залили банку. У вас весьма хорошие работники, однако.

— Но варенье-то пусть, — вновь переключил на себя внимание император, — но про огурцы вы мне узнайте!

Просьба августейшего монарха, да еще таким повелительным тоном, была равносильна грозном приказу. Разумеется, Андрей Георгиевич не только встал и поклонился, но и почтительно сказал, что тот час же узнает по приезде и либо самого мастера отправит, либо послание с