— Еще бы, у нас в этом семестре экзамен. А ты знаешь, как она меня любит. В кавычках.

Гул студентов нашего потока успокаивает, создавая ощущение нормальности и позволяя на короткое время забыть о неприятностях. Но как только дверь открывается, в аудитории повисает гробовая тишина. Попова Евгения Сергеевна — одна из тех преподавателей, в присутствии которых сердце падает в пятки, и органы пляшут в животе, даже если ты вызубрила все наизусть. Вокруг нее всегда витает зловещая аура, которая и способствует поддержанию столь неприглядного образа. Попова особо рьяно радеет за чистоту наших знаний. И очень «любит» меня. Этот экзамен наверняка станет пыткой похлеще, чем в средневековой инквизиции.

Но постепенно все мысли возвращаются к делам насущным. С мымрой как-нибудь совладаю, а вот вчерашний инцидент вполне может меня похоронить. Интересно, какого рода услуги я должна оказывать Волкову? Неужели придется с ним спать? Ох. Мне что-то снова нехорошо. Голос мымры постепенно уплывает, пока я не слышу внезапный четкий вопрос, адресованный лично мне:

— Овечкина, я жду ответа.

— Эээ… — испуганно гляжу на преподавательницу, она же невозмутимо поправляет очки в толстой оправе.

— То есть вы не знаете пределы допустимости вмешательства редактора в авторский текст? Ладно, а я думала хоть кому-то в этом семестре поставлю автомат.

Я испуганно перевожу взгляд на подругу, которая тычет меня локтем в бок.

— Что с тобой Юль? — спрашивает она на перемене между занятиями, — ответ на этот вопрос даже я знаю. Получила бы автомат и гуляла себе свободно.

Ага, как же! Отчаянно хочу хоть с кем-нибудь поделиться! Но по уговору с Волковым я не имею права ничего рассказывать. Да и смысла нет, потому что у моей Лёльки обостренное чувство справедливости. Она же на уши всех поставит. А хочется урегулировать этот вопрос мирно. Кстати, вчера я все-таки отправила снимки документов в издательство. Вдруг они и не в курсе, что я провалилась? Одуван меня не видел после того как жестоко бросил одну в особняке жуткого миллионера. Точно! Нужно выбраться из-под опеки Ильи и съездить в «Гейтс». И в этом мне сможет помочь лучшая подруга.

— Лёль, я влипла. И мне нужна твоя помощь!

— Ты меня пугаешь! Что случилось?

— Расскажу после пары, — аккуратно беру ее под руку и оглядываюсь, — сходим, перекусим, а то у меня в холодильнике мышь повесилась.

— Ты вчера была у дяди? — спрашивает подруга, когда мы снова рассаживаемся за партой.

— Да. Плохо всё. Нужно в течение месяца достать деньги на лечение.

— И что думаешь делать?

И правда, о чем я думаю? Необходимо выбраться из-под опеки Волкова и добраться в «Гейтс». Если они получили мои снимки, этого может быть достаточно для обвинений. Я получу свой гонорар, а дядя — лечение за границей. Эти мысли слегка успокаивают.

— Мымра хотела поставить тебе автомат, — все никак не заканчивает причитать Лёля по дороге в кафетерий, — а ты все профукала. Клуша.

— Я просто задумалась, а тут она. Чует ведь, когда я не готова, — бурчу, затем усаживаюсь на высокий стул.

В нашем корпусе столовой как таковой нет, зато ректор позволяет держать уютное кафе с достаточно демократичными ценами, в котором студенты проводят много времени. И почти всегда здесь можно затеряться. Однако…

— Овечка! — слышу звонкий голос Левина, — привет!

Вот блин. Делаю глубокий вдох, натягиваю на лицо улыбку и гляжу на плюхнувшегося рядом мажора. Только его для полного счастья мне и не хватает.

— Ты бегаешь от меня? Я тебя зову, зову на паре, а ты как в воду опущенная, — он заказывает себе сэндвич с красной рыбой, продолжая сверлить меня взглядом.

— А я думала богатенькие мальчики в таких местах не питаются, — язвит подруга.

— Ради Овечкиной я готов терпеть, — объявляет этот свин и демонстративно отхлебывает отвратного местного кофе, — фу. Дрянь какая.

— Свали уже, Левин, — закипаю я, — и без тебя тошно.

— Ты чего мымру-то не заткнула? Был бы первый автомат у нее лет за десять. Говорят, она никому вообще подобного не предлагала.

Я буквально слышу гулкий звук, с которым этот наглый мажор усердно забивает гвозди в гроб моего самообладания. Но на помощь снова приходит лучшая подруга.

— Так Левин, у нас тут девчачьи разговоры, так что иди-ка ты по своим делам, — она хватает парня за плечи и почти стаскивает со стула.

— Эй, а мой сэндвич? — возмущается он.

— Мой возьми. Все, исчезни! — рычит Лёля, пихая ему в руки свой бутерброд.

Когда Левин, недовольно бухтя, пропадает с нашего поля зрения, я наконец-то могу выдохнуть.

— Ну давай рассказывай, что там у тебя стряслось, — заговорщически шепчет подруга.

— Еще со вчерашнего вечера я заметила, что за мной следят, — тоже перехожу на шепот для пущей загадочности.

— Да ладно!

— Да. Бугай на черном «Мерсе». И утром он же поджидал меня у дома. А сегодня я его у универа увидела.

— И правда странно. В полицию позвони.

— Дорогая тачка, Лёль, — продолжаю самозабвенно врать, — не думаю, что вообще дело заведут. Но у меня есть шанс обратиться в «Гейтс». Они дали мне контакты на всякие разные случаи. Я ведь к ним на практику напросилась.

Не знаю, на сколько баллов по шкале бредовости тянет мой рассказ, но подруга явно верит. Мне стыдно за то, что обманываю ее, но нужно выпутываться из странной ситуации, в которую я вляпалась вчера.

— Думаю, известного издания эти люди точно испугаются.

— И что от меня нужно?

— Слушай внимательно… — я начинаю излагать свой план.

После второй пары, получив долгожданные «автоматы» по истории журналистики, мы бодро шагаем к выходу. Погода просто прекрасная, кустарники