он приказал водителю не стоять здесь, под окнами, а спуститься немного ниже по переулку, и ждать там, эта история скоро не кончится. Водитель ответил, что заступил на смену в шесть вечера, торопиться некуда.

Орлов поднялся наверх, в прихожей скинул куртку, в ванной комнате помыл руки и расчесал волосы на пробор. Войдя в комнату, он выключил лампу, стоявшую на полу, и попросил оперативников отдохнуть на кухне, а Горох, у которого хороший почерк, пусть садится к столу и ведет протокол. Затем вернулся в прихожую, вытащил из куртки сложенные вдвое исписанные страницы в пластиковой папке.

Орлов плотно закрыл дверь в коридор, показал бумаги Бестужеву и сказал:

— Я ознакомился с этим сочинением. И немного разочарован. Ну, поставьте себя на мое место. И вы сразу поймете, что ситуация странная. Референт из КПК находит в кабинете большого партийного чиновника анонимный пасквиль. Нигде не зарегистрированный. Референт оставляет анонимку у себя и держит ее пять дней. В субботу уезжает на дачу и пытается сжечь… Но в последнюю секунду меняет решение. Скажите, такой рассказ не кажется вам нелогичным, надуманным?

— При чем тут логика? Я действовал под влиянием эмоций. И сам немного запутался. С самого начала я был уверен, что этот важный документ заслуживает проверки. Скрыть его я не имею права. Но шло время, кончилась неделя, а я так и не смог решить, что же делать. Стало казаться, — и в этом я не ошибся, — если я принесу анонимку в Комитет госбезопасности, то у меня начнутся серьезные неприятности. Чтобы все взвесить, я отправился на дачу. Подумал и бросил письмо в печку, но в следующую секунду выхватил его из огня, затоптал и поехал к вам. Теперь я сказал все, что знаю. Можно идти?

— Не торопитесь.

— Хорошо. Тогда разрешите хотя бы позвонить. Жена уверена, что я вернусь вечером. Только два слова, и все…

— Вы тут долго не задержитесь. И позвоните из телефона-автомата.

— Я не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством.

Бестужев смотрел в глаза майора, перед ним сидел приятный и, видимо, неглупый молодой мужчина, который не желает ему зла, но причинит это зло не задумываясь, по приказу или по каким-то своим соображениям, из внутренней убежденности, что так надо, что он поступает правильно. Все-таки Бестужев превратился в конченного дурака, если вдруг сорвался с места, примчался с этими обгоревшими бумажками на Кузнецкий мост. Он мог бы сейчас сидеть у печки, читать исторический роман и дышать волшебным воздухом весны, дышать и не надышаться. И уже забыть эту анонимку.

Чей-то голос прошептал в ухо: эти люди привезли тебя сюда, чтобы узнать все и убедиться, что ты говоришь правду. И вправду интересно, чем кончится эта история, ведь в жизни заканчивается все, даже неприятности. Ну, допустим, его попросят с работы, — это понятно, объяснимо. Его выгонят из партии, это тоже логично. Людей выгоняли и за меньшие проступки. Дочь не поступит в университет, попадет в черные списки. А что еще? Тот же голос, спокойный и тихий, сказал, что Бестужев не выйдет отсюда живым.

— Вернемся к делу, — Орлов щелкнул пальцами. — Почему вы не захотели дождаться понедельника? Тогда бы вы, приняв взвешенное решение, смогли отнести анонимку на работу, в секретную часть. И там объясниться.

— В секретной части содержание письма отойдет на второй план. Станут искать, кто и как сумел подбросить анонимку на стол Пельше. Только на этом и сосредоточатся. А я считаю важным содержание письма. Считаю, что нужно проверить этот сигнал.

— Хорошо, допустим. Вспомните, сколько страниц было в письме до того, как оно побывало в печке?

— Десять. Сгорела только одна страница.

— Это будет трудно проверить. Вы обсуждали с кем-то содержание письма?

Бестужев задумался на секунду, решая, что делать: сказать правду или соврать.

— Нет.

— Может быть, вы кому-то показывали письмо?

— Нет-нет, что вы.

— Кто-то мог его прочитать без вашего ведома?

— Нет. Письмо все время находилось при мне, в портфеле.

— Сегодня шестой день, как письмо при вас. Срок не маленький. За это время Бог создал Землю и много чего другого. С трудом верится, что вы ни с кем не поделились своими сомнениями. И, так сказать, тягостными раздумьями. Никому не показали анонимку. Я вижу, что письмо вас взволновало. А вы, значит, держали в себе все эмоции? Может быть, хотя бы с женой перебросились парой слов? Ну, за ужином…

— Слушайте: письмо не видел ни один человек. О его содержании никто, кроме меня, не знает. Это и есть мой окончательный ответ. Как говорится, получите и распишитесь.

— Что ж, хорошо. А теперь…

Орлов снова щелкнул пальцами, посмотрел на Гороха, оторвавшегося от писанины, и кивнул на дверь, мол, выйди покурить на кухню. Дождался, когда дверь закроется, и сказал:

— В своем объяснении, составленном в Приемной КГБ, вы написали вот что, — Орлов развернул исписанные страницы и прочитал. — Цитирую. «В самом конце анонимки, на сгоревшей странице, ее автор написал, что может назвать людей, стоявших у истоков этой авантюры: это сотрудники первого отдела ПГУ генерал КГБ Павел Деев и полковник Иван Колодный». Вы не ошиблись? Правильные имена?

— Правильные. На память не жалуюсь.

— Вы не хотите что-то пояснить? Или поделиться мыслями?

— Нет, тут добавить нечего.

— Может, вспомните и другие имена, фамилии?

— Нет, ничего. Автор написал, что в случае начала проверки по данному письму, он готов предоставить дополнительные сведения. И все, точка.

* * *

Повисло долгое молчание. Орлов отложил сторону бумажные листы и внимательно посмотрел на Бестужева.

— Роман Павлович, послушайте. Я вас прошу еще раз хорошо подумать перед тем, как ответить. Этот анонимный донос в духе тридцать седьмого года написал не какой-то там завистливый дурак… Ну, которому сослуживец мешает подняться по карьерной лестнице. И не персона, обиженная на свое начальство. И не жулик, который хочет навести следствие на ложный след. Анонимку написал настоящий матерый враг советской власти, он находится внутри Комитата госбезопасности. И хочет похоронить репутацию честных сотрудников. Сделать так, чтобы наша работа была надолго парализована. Чтобы чекисты погрязли в сплетнях, доносах, разбирательствах. Именно этой цели добиваются автор или авторы. Понимаете?

— Но я написал правду. Ничего не утаил. У нас в стране анонимки законом не запрещены. Мало того, в соответствии с законом они подлежат проверке точно так же, как подлежат проверке подписанные письма. Любой гражданин вправе выбрать: подписать письмо своим именем или нет. И долг партии проверить сигнал.

— Ну вот… Вы столько лет отдали партийной работе. И сами все понимаете. Сейчас очень важно, чтобы вы заняли правильную