Сергей заторможено пробормотал что-то. Карповна крякнула и вновь включила воду.

Эльвира взяла свой коктейль. Вышла из-за стола и рассеянно закончила:

— А своим напитком я тебя, так и быть, угощу. Сегодня же. Только не этим. Другим. Который можно пить и детям. Тебе, дурашка!

Сергей был не в настроении — он никак не мог понять, что же заинтересовало Карандаша в молодой женщине. Несколько раз он перебрал все услышанное в памяти и, в конце концов, пожал плечами: обычнейший набор! Родилась на Алтае. Училась в Москве. Языки знает… Но сейчас многие молодые женщины изучают иностранные языки, так ведь проще найти приличную работу! Интересуется всякой чепухой… Но на ней сегодня полмира помешаны, сунься только в Сеть — на что угодно там наткнешься. Сергей хмыкнул: само собой, черная магия Эльвиру интересует, характерец-то у нее мерзкий. И что по психологам таскается — в этом тоже нет ничего особенного, это сейчас модно…

Сергей сидел за компьютером и почти равнодушно занимался «Цивилизацией». Его беззащитных колонистов привычно доставали варвары. Игра шла вяловато, голова Сергея была занята совершенно другим. Он вновь и вновь восстанавливал в памяти свой недавний разговор с Карандашом и безуспешно пытался понять, что же тот старался из него вытянуть. Вопросы-то на первый взгляд вполне обычные. Они показались ему странными только потому, что раньше Сергею подобных вопросов просто не задавали. Настораживал, пожалуй, сам интерес учителя к мачехе. С чего бы? Чем Карандаша вдруг так задел его простенький рисунок? Ну, может, не такой уж и простенький… Сергей оставил в покое «мышку». Внезапно ему вспомнились багровые блики, отражавшиеся в холодных бесцветных глазах Эльвиры. Крошечные, неприятно «пульсирующие» зрачки, которые он постарался изобразить в точности… Только что, за обеденным столом, мачеха выглядела абсолютно так же! Ничуть не менее зловеще, чем на его рисунке. Почему, интересно? Ведь она — красивая молодая женщина. По крайней мере, так считают большинство их знакомых. И папа. Главное — папа. Или они все, включая отца, просто никогда не видели ее такой, какой видит иногда он, Сергей?!

Дверь неприятно скрипнула. Сергей обернулся и изумленно приподнял брови: на пороге стояла мачеха. А ведь она днем в его комнату старалась не заходить. Только по утрам, когда будила его. И то — вынужденно, по жесткому распоряжению отца. Чудак хотел, чтоб они сблизились! А тут — она даже без стука входит. Может, случилось что-то?

В руке Эльвира держала высокий стакан с очередным напитком. Цвет его оказался другим. Не привычно красным, а лиловым. И почему-то коктейль пузырился. Не как лимонад — легко и красиво, а… как-то мерзко.

Сергей видел: пузырьки образовывались где-то у самого дна и с трудом, очень медленно, продирались к поверхности. И лопались с гнусным звуком. Наверное, так на болотах выходят сквозь густую грязевую взвесь газы. «Прокисший сливовый сок, что ли?» — подумал встревоженный мальчик. Просьбы просьбами, любопытство любопытством, но пить эту сомнительную лиловую бурду Сергею совершенно не хотелось. Пробовать — тоже. Необычный цвет почему-то вызывал у него брезгливое отвращение. Казался неестественным. Будто в стакан масляной краски плеснули.

— Привет еще раз, — улыбнулась мачеха. — Я наконец принесла то, что ты всегда просил. На, держи. И пей, не торопясь…

Сергей настороженно посмотрел на Эльвиру. Отметил про себя ее холодный, жесткий и совершенно не женский взгляд и пробормотал:

— Спасибо большое. Оставьте стакан на столе. Я чуть попозже выпью. Когда мне захочется…

Пить это Сергей, конечно же, не собирался. Но и говорить об этом мачехе — тоже.

Зачем? Он просто выльет это в раковину, как только Эльвира уйдет. Слава богу, ванных комнат в доме — по числу спален, и в одну из них можно попасть прямо отсюда. Как и в туалет.

Эльвира ставить стакан на письменный стол не захотела. Как и уходить. Она долго, с какой-то странной усмешкой рассматривала пасынка. Потом подошла к нему вплотную и почти пропела:

— Нет, дорогой! Этому напитку долго стоять нельзя. Его положено пить сразу же по приготовлении. Иначе — никак, он испортится. Так что давай пей быстрее, и я пойду…

— Но я сейчас не хочу! — поморщился Сергей. — Пейте сами, если уж это так срочно.

Молодая женщина нахмурилась, ее необычайно светлые глаза сузились. Она раздраженно воскликнула:

— Что за капризы?

И вдруг, шагнув к пасынку, она резко приподняла его голову. Рука у Эльвиры оказалась неожиданно сильной, ошеломленный Сергей не сумел вывернуться, как он ни старался. Подбородок словно в капкан попал! Сергей попытался вызывающе улыбнуться, но у него и это не получилось. Странные белесые глаза вдруг приблизились к его лицу и приобрели багровый оттенок. Нормальные круглые зрачки поплыли, вытягиваясь по вертикали, как у кошки. И секундой позже куда-то поплыл и сам Сергей… Все предметы в комнате начали терять четкость, их контуры размылись, кукольное лицо мачехи совсем заслонили, вытеснили эти жуткие глаза и странные, какие-то кровавые всполохи, мелькавшие в них. Голова у него закружилась… Сергей, не сознавая, что он делает, протянул руку и, как сомнамбула, взял стакан. Даже прикосновение к ледяному запотевшему стеклу не привело его в чувство. Мальчик лишь вздрогнуть и перехватил влажный стакан другой рукой.

— Пей!

Сергей послушно, крошечными глотками начал пить принесенный мачехой напиток. Странный гнилостный запах и приторно-сладкий вкус заставили его вновь брезгливо поморщиться. Сергей сделал слабую попытку придержать стакан, но — не сумел. Рука совершенно не слушалась, и ему пришлось глотать противную, густую, вяжущую жидкость — пронзительный взгляд мачехи цепко держал мальчика.

Наконец стакан опустел. Голова у Сергея по-прежнему кружилась. Ненавистное лицо мачехи размывалось, таяло, словно снежный ком, попавший в теплое помещение. Остались лишь глаза. Пристальные, завораживающие, обезволивающие. Они словно тянули Сергея куда-то, в некое иное пространство, и там, в серой безликой взвеси, изредка мелькали мертвенные вспышки света. Как всполохи молний. Давящая, странная, ватная тишина периодически словно взламывалась отвратительным… звуком? Нет, даже не самим звуком, а лишь его зародышем. Каким-то вибрирующим, тревожным гулом, доводящим Сергея в его полусне-полубреду почти до сумасшествия…

— Вот теперь и поговорим, — услышал он ласковый голос мачехи и неожиданно для самого себя успокоился.

Конечно же, это сон! И мерзкий напиток неестественного лилового цвета, какого не встретишь в природе; и нереальный пустующий мир, где, кроме Сергея, не было ни одной живой души; и тревожный вибрирующий звук, от которого у него вдруг заныли зубы; и теплая, никогда прежде им не слышанная нотка в голосе этой страшной женщины. Отец зовет ее Эльвирой, Карповна — хозяйкой, а он, Сергей, вообще никак никогда ее не называл…

— Так кто тебя обо мне расспрашивал?