Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…По-моему, в целом я научился различать одежду, подходящую для джентльмена, от той, которая ему не подходит. А отточил я это умение, глядя на мерзкие грязные толпы, наводняющие улицы Нью-Йорка: их одеяния настолько разительно отличаются от настоящих людей, прогуливающихся по Энджелл-стрит, Батлер-авеню или Элмгроув-авеню, что сразу ощущаешь страшную тоску по дому и готов с жадностью наброситься на любого джентльмена, одетого прилично и со вкусом по моде бульвара Блэкстоун, а не в стиле Боро-Холл или Адской кухни… Будь оно проклято, я либо оденусь в лучших традициях Провиденса, либо накину чертов халат! Определенный покрой лацканов, текстура и посадка говорят сами за себя. Забавно, что некоторые из этих вульгарных молодых болванов и иностранцев тратят целое состояние на дорогую одежду, считая это признаком достойного похвалы вкуса, когда в действительности они заслуживают лишь порицания как с социальной, так и с эстетической точки зрения. Им не хватает только табличек с кричащими надписями: „Я необразованный деревенщина“, „Я помойная крыса-полукровка“ или „Я неотесанный мужлан с дурным вкусом“».
И к этому он со всей непосредственностью добавлял: «А все-таки, быть может, эти существа и не стараются соответствовать высшим художественным стандартам аристократии»43. Далее в этом письме, в котором подтверждается неспособность Лавкрафта отрешиться от стандартов внешнего вида и поведения в обществе в целом, привитых ему с детства, можно встретить следующий трогательный отрывок:
«Во цвете лет я никогда особенно не задумывался об одежде, однако будучи человеком старым и находясь вдали от дома, я начал радоваться пустякам. С учетом моей страшной ненависти к неопрятным и плебейским одеяниям и возмутительной кражи, из-за которой я как раз был вынужден носить ненавистные мне вещи, одежда вполне оправданно стала для меня деликатной темой и останется таковой, пока я снова не приобрету четыре костюма, необходимые для лета и зимы».
И вот Лавкрафт наконец-то вновь обзавелся четырьмя костюмами и перестал об этом думать. Не во всех его письмах по данному поводу проскальзывает зацикленность на проблеме одежды: вопреки бедности и лишениям он все же сохранял чувство юмора. «Старые добрые „регалы“ уже на грани впечатляющего распада»44, – писал он в конце августа о своих туфлях, а затем с удовлетворением добавлял, что новые «регалы» модели 1921 года, приобретенные им в конце октября, «произвели сенсацию»45 на встрече Клуба Калем.
Не имея постоянной работы, Лавкрафт мог в любое время встречаться с друзьями, а также совершать небольшие поездки. В дневнике и письмах он часто рассказывает о вылазках в парки Ван-Кортланд и Форт-Грин, в город Йонкерс и другие места. Не обходилось и без привычных прогулок по Бруклинскому мосту и колониальным улочкам Гринвич-Виллиджа. Вот как Лавкрафт провел несколько дней в начале апреля:
«В должное время я отправился [к Лонгу], замечательно отобедал, послушал потрясающий новый рассказ и стихотворение в прозе его авторства, затем вместе с ним и его мамой пошел в кинотеатр на 95-й улице, где мы посмотрели нашумевший немецкий фильм „Последний человек“… После сеанса я вернулся домой, почитал и лег спать, на следующий день встал поздно и сделал уборку в комнате перед встречей с ребятами. Первым прибыл Мортониус, следом за ним – Кляйнер с Лавмэном, потом наконец Лидс. Сонни прийти не смог, но Кирк прислал телеграмму с извинениями из Нью-Хейвена. Встреча прошла оживленно, только вот Мортон покинул нас слишком рано, чтобы успеть на последний поезд до Патерсона. Вместе с ним уехал и Лавмэн. После этого ушел Кляйнер, а мы с Лидсом поднялись наверх, чтобы поглядеть на книги и картины Кирка. Лидс засобирался в три часа ночи, и я составил ему компанию в кафе „Джонсонс“ – пили кофе и ели абрикосовый пирог. Затем домой – читать, отдыхать и встречать новый день»46.
Кирк рассказывает об апрельской встрече с Лавкрафтом:
«Г. Ф. Л. зашел в гости и взялся за чтение, пока я пыхтел над картами. Сейчас он спит на кушетке, а перед ним в раскрытом виде лежит книга „Девушка-призрак“ – что не делает чести Солтусу, ее автору… Г. Ф. Л. проснулся, пробормотал: „Аверн“ – и снова погрузился в нирвану… Около полуночи мы отправились в ресторан „Тиффани“: я заказал великолепный салат с креветками и кофе, а Г. съел кусок творожного пирога и выпил две чашки кофе. За едой и чтением утренних газет мы провели примерно полтора часа…»47
Все члены Клуба Калем, по-видимому, могли в любой момент наведаться друг к другу. Например, в дневнике Лавкрафта есть странная запись от пятнадцатого-шестнадцатого марта, тема которой не развивается в письмах: Лавкрафт с Лонгом гуляли у берега вдоль шоссе Гованус, потом направились домой к Лавмэну, и Говарду, как он сам пишет, пришлось «нести Ф. Б. Л. наверх». Сомневаюсь, что Лонг был пьян – скорее всего, просто устал после долгой прогулки.
В полночь одиннадцатого апреля Лавкрафт и Кирк сели на ночной поезд до Вашингтона на Пенсильванском вокзале (желая воспользоваться специальным экскурсионным тарифом в пять долларов) и на рассвете прибыли в столицу США. У них было время только до вечера, поэтому они решили выжать из поездки максимум. Двое коллег, Энни Тиллери Реншоу и Эдвард Л. Секрист, выступили в качестве гидов, а Реншоу даже предложила, если понадобится, повозить «туристов» на машине. Сначала Лавкрафт, Кирк и Секрист решили прогуляться пешком и осмотреть самые известные достопримечательности в центре города, в том числе Библиотеку Конгресса (Лавкрафта она не впечатлила), Капитолий (который показался ему не таким